Уже в первых числах сентября наш батальон был в Ярославле, а в середине сентября нас с Колотушкиным направили на месячные курсы усовершенствования политсостава РККА им. В.И. Ленина. Перед отъездом я отдал брату большую часть своей гражданской одежды. Теперь я понимал, что в армии я надолго.
Кадровый состав
Занятия на курсах начались на второй день после приезда в Москву. За месяц мы ознакомились с приемами и методами ведения политработы в роте и разъехались по своим частям. Приехав в батальон, я узнал, что меня перевели политруком в учебную стрелковую роту в 53-й стрелковый полк (он стоял в Рыбинске) — по этой должности я имел право носить в петлицах три кубика. Одновременно я узнал, что меня направляют на годичные курсы усовершенствования туда, откуда я только приехал.
Я получил зимнее обмундирование (шинель мне сшили еще в лагерях), перешил буденновку, — и вот я снова в Москве, на тех же курсах усовершенствования, но теперь на год. Здесь были три направления усовершенствования политсостава армии: начальники клубов частей, политруки рот и пропагандисты частей. В группе политруков я пробыл два или три дня, и начальник группы пропагандистов Ширяев перевел меня к себе. После вступительного экзамена по истории партии меня зачислили в группу, и я был очень этому рад: быть инструктором пропаганды — это значительно ближе к труду преподавателя, чем быть политруком.
Учеба начиналась после ноябрьских праздников, и пока нас отпустили во внеплановый краткосрочный отпуск. Я решил навестить Валю в Гаютине и пешком прошел 51 километр, чтобы ее увидеть. Переночевав, я прошел столько же обратно, и дня через два уехал в Москву. На курсах пропагандистов за год учебы нам предстояло изучать историю партии, политическую экономию, ленинизм, географию, русский язык, уставы, военную технику, овладеть нормативами по физической подготовке. Лекции нам читали опытные преподаватели, и я занимался с большим усердием. Большое внимание уделялось нашему культурному развитию. Над курсами были два знаменитых шефа: «Мосфильм» и МХАТ Первый. [4]Много времени уделялось и нашему физическому развитию; почти ежедневно были уроки физкультуры: упражнения на брусьях, турнике, на коне, игры в футбол, городки, волейбол, бег, а зимой — ходьба на лыжах. Командир взвода занимался с нами ежедневно, он был очень сильным физически, великолепно ходил на лыжах, прекрасно стрелял из всех видов оружия и числился среди лучших пулеметчиков в армии. Каждое утро нас выводили на утреннюю прогулку, мы делали физические упражнения, бегали. До 15 градусов мороза нас выводили в гимнастерках, а если было холоднее — в шинелях. Питание было организовано отлично. В буфете всегда можно было купить сливочное масло, белый хлеб по коммерческим ценам (пока еще существовала карточная система снабжения населения).
Интересно, что белье в стирку мы отдавали в прачечную, обслуживаемую китайцами. Они приходили к нам на курсы и забирали белье в стирку, выдавая квитанции на китайском языке; отдашь 7–10 вещей, а приемщик ставит на бумажке два-три иероглифа. Я как-то спросил, правильно ли записаны вещи, так он взял расписку, что дал мне и прочитал названия всех вещей, сданных мною. За весь период нашего обучения ни у кого в прачечной ничего из белья не пропало.
С 1 января 1935 года наша страна зажила по-новому: не стало карточек на продукты, в магазинах полно продуктов высокого качества, никаких очередей. Впервые после многих лет мы узнали вкус настоящего свежего белого хлеба. В этом же году были установлены воинские звания для всего командного состава — от лейтенанта (потом было добавлено звание младшего лейтенанта) до Маршала Советского Союза. Для политсостава — от политрука (позже было добавлено звание мл. политрука) до армейского комиссара 1 -го ранга. Скоро мы стали получать звания: на курсах они присваивались скупо. Если раньше по должности командир полка носил три шпалы, то теперь большинство получало звание майор и две шпалы в петлицы. Новые звания подчеркивали и выслугу лет, и степень подготовки командного состава.
В партии продолжалась чистка ее рядов. Председателем комиссии по чистке у нас был член партии с 1905 года, и с ним два члена комиссии. Каждый день чистку проходило 4–5 членов партии. Фамилии подлежащих чистке объявлялись заранее, вход в комнату, где проводилась чистка, был свободным для всех желающих. Прибывший на чистку к назначенному времени отдавал свой партийный билет председателю комиссии, а затем ему задавали вопросы члены комиссии. После ответов председатель обращался к присутствующим на чистке: «У кого есть вопросы или что сказать?» Если от присутствующих не было вопросов и высказываний, то председатель объявлял, что чистку прошел без замечаний, что и отмечалось в протоколе, а в партбилет вклеивалась марка с надписью «Чистку партии 1933 года прошел без замечаний». После этого партбилет возвращался члену партии. Если были замечания, то в протоколе комиссии отмечалось это, и марка в партбилет вклеивалась иная. На марке расписывался председатель, и ставилась печать.
Наступила и моя очередь, и вечером после занятий я пришел в комнату, где проходила чистка. Председатель задал мне теоретический вопрос: «По какому вопросу Ленин вел борьбу с Бухариным на VIII съезде партии при обсуждении проекта Программы партии?» Я дал правильный ответ и рассказал о том, кто рекомендовал меня в партию. Тогда председатель комиссии вернул мне партбилет с маркой «Чистку партии 1933 года прошел без замечаний».
Зимой проводились большие учения: Московская пролетарская стрелковая дивизия, Школа ВЦИК и наши курсы. Несколько дней и ночей в сильные морозы мы маневрировали по дорогам, полям и лесам, ночуя в поле. У меня был ручной пулемет, и он тянул меня в сторону, когда я шел на лыжах. Двигаясь рядом с колонной ар^ллеристов, я сделал неловкий поворот и упал, а по моей ноге проехала лыжа, на которой стояло колесо пушки. Все испугались, что мне поломало ногу, но снег был очень глубокий, ногу вдавило в снег, и все обошлось. Теперь взводный командир вел нас в стороне от дороги, чтобы не попасть на одну дорогу с артиллерией и обозами. Расположились на отдых в деревеньке, чуть отдохнули, начали чистить оружие, а тут тревога — конница ворвалась в деревню. Взводный приказал быстро собрать винтовки и выскочить на улицу для отражения атаки кавалерии. Конницы мы не видели, но по команде щелкали затворами, изображая стрельбу. После отбоя тревоги мы вернулись в дома: вычистили оружие, закусили сухим пайком — и опять в поход. Когда учения закончились, мы вернулись к учебе.
С начала апреля нас начали готовить для участия в первомайском параде на Красной площади. Нас ежедневно тренировали, причем в субботу по 4–6 часов, а в воскресенье даже по 8 часов. За эти тренировки я научился на всю жизнь ходить в строю. За неделю до парада наши курсы проверил командир корпуса военных учебных заведений. Он дал неудовлетворительную оценку, после этого началась усиленная подготовка и курсы допустили к параду. Нам выдали одинаковые фуражки, подровняли шинели и отгладили их, а в рядах нас ставили так, чтобы шинели были одного цвета.
Нарком обороны СССР Ворошилов принял рапорт командующего парадом Корка и начал объезжать войска: на груди боевые ордена, сбоку шашка, на воротнике шинели синие кавалерийские петлицы без знаков различия. На трибуне Мавзолея стояли руководители партии и государства: Калинин, Сталин, Орджоникидзе и другие. Ворошилов произнес речь, и я запомнил его слова: «Если господа империалисты развяжут против нас войну, то они увидят не только цветочки, но и ягодки». При этих словах он повернулся и сделал жест в сторону военных атташе, стоящих слева у Мавзолея. После речи Ворошилов обратился к молодым воинам Красной Армии: «Повторяйте за мной слова торжественного обещания», — и все войска, расположенные на Красной площади, повторяли: «Я, сын трудового народа...» Так тогда принималась присяга на верность Родине. Я был горд тем, что принял присягу на Красной площади перед Мавзолеем Ленина в первомайский праздник 1935 года!
4
Тогда еще существовал МХАТ Второй, он занимал здание слева от Большого театра за входом в метро «Охотный Ряд»