Алексей Глушановский.
… нас не оставят в беде!
Бывают на болоте такие окна, - один неверный шаг на обманчиво надежную поверхность, - и человек почти мгновенно исчезает, провалившись на неизвестную, огромную глубину. И нет даже шанса его вытащить, спасти, помочь… и только томительно-медленные волны расходятся по предательской трясине. Глубоки белорусские болота, и не расстаются они со взятой добычей. Был человек, - отличный сапер, хороший боец и просто преданный друг Серега Кузнецов, - был, жил, сражался, мечтал о Победе - а вот и нет его. Сухо щелкнул боек предварительно разряженного автомата, отдавая последнюю честь ушедшему.
Но самое страшное, - это не гибель Кузнецова. На войне - всякое бывает. Были, были еще в отряде саперы, пусть и не настолько хорошие, но способные заменить ушедшего. Самым страшным была пропажа нескольких небольших брикетов, находившихся в его рюкзаке, который сейчас, лежал где-то в глубине жадного болота. Взрывчатки больше не было. Совсем. Отряд возвращался из глубокого рейда, когда, совершенно случайно натолкнулся на этот объект. Уж больно хорошо замаскировали, гады! А взорвать его надо. Очень надо. Слишком много крови портила эта станция.
Но взрывчатки - нет. Нет совсем. Ни грамма. И надо то, - совсем немного, вот что самое обидное, - но нет. Теперь уже нет. За время рейда группа израсходовала все, что было. Не осталось даже гранат. И патронов - по полтора рожка на человека. С таким боезапасом много не навоюешь.
Собственно, вся надежда группы до этого момента была лишь на отчаянный, самоубийственный рывок, - прорваться к станции, пока расслабившаяся, целиком полагающаяся на свою и впрямь замечательную маскировку охрана не успела среагировать и взорвать её.
Шансы были. Недаром они почти сутки пролежали в болоте, внимательно исследуя охраняемый периметр. Расслабились, расслабились охраннички, привыкли что война - где-то там, вдалеке, и их не касается. На приборы свои хитрые во всем полагаются, да на маскировку… Вот только на всякий хитрый прибор - русская смекалка найдется. Григорий Шестаков - Григ, как его прозвали ребята, - твердо обещал, что без особых проблем проведет группу к самому забору так, что у Этих - ни один датчик не дернется. И ему верили. Да и как не поверить, коль он такое не раз уже проделывал, что с группой, что в одиночку…
Но сейчас прорыв становился бессмысленным. А значит, надо возвращаться. Пометить объект на карте, и ходу, ходу до базы. Три дня ходу. Группа была, как раньше говорилось, - в глубоком тылу у врага. Пока доберешься, пока соберешься, пока вернешься назад… И никакой гарантии, что за такое время Эти не решат в очередной раз перебазировать мобильную станцию. Уже сколько раз так нарывались. Не стоят станции подолгу на одном месте, не стоят! И если повезет такую встретить в рейде, то есть на это особый приказ - уничтожать немедленно и не считаясь с потерями. А как её уничтожишь, если взрывчатки нет? Замкнутый круг!
- А может у Этих пошукаем? - сержант Ваня Сидоренко - прозванный Сидром, отчаянным жестом махнул рукой вперед, в сторону проклятой станции. До самого прорыва, командир запретил приближаться к объекту, и сейчас группа рыскала в дальних, безлюдных окрестностях станции, изучая пути отхода на тот маловероятный случай, если кому-то из них все же удастся уцелеть после прорыва. И вот. Доизучались.
- Как ты себе это представляешь? - Насмешливо цикнул зубом сержант Ваня Белый, в бою откликающийся на позывной ‘Беляк’.
- Прошли мы, значит, за периметр и под огнем охранников начинаем сломя голову носиться по территории с криками - а где это у вас тут гости незваные, взрывчатка лежит? Оченно нам надо вашу станцию взорвать, а окромя … ничего не имеем. Вот посмеются Эти… а кто, кстати стоит-то там?
- Судя по форме - бундесовцы. - откликнулся Григ.
- Вот твари! - зло сплюнул Сидр. - Мало им наши, в сорок пятом наложили. За добавкой значит приперлись! Ничего, будет им добавка, будет и жаркое!!! Вон, из России мы Этих-то уже почти повсюду выпнули, сейчас Беларусь почистим, а там и сами к ним в гости придем… Так придем, не обрадуются…
- Да не… - отозвался Виктор Бузылев, прозванный Каром - за характерную ‘воронью’ внешность и повадки.
- Бундесы как раз, до последнего упирались, не хотели к нам лезть.
- Так и не лезли бы, коль не хотели, - пожал плечами Григ.
- Союзники потребовали ‘более активного участия Германии в миротворческой операции’, пригрозив отлучить от трубы, - пояснил Кар, живо интересующийся политикой.
- А, ну раз, союзники, тогда понятно… - вздохнул Сидр. - Вот и получат, сколько всем этим союзникам чего полагается… Небось затерли-то с рейхстага надписи? Ничего, мы подновим! И не на одном только рейхстаге! А стирать их будет уже некому! - Кровожадно оскалился потерявший при одной из ‘высокоточных’ бомбежек всю семью Сидоренко.
Обычно строго пресекавший любую пустопорожнюю болтовню командир не вмешивался, понимая, что бойцам необходимо сбросить напряжение и смириться с мыслью о постигшей отряд неудаче. Алишер Мустафин, - ‘Шерхан’, ‘Батя’, - пожилой, немногословный татарин, вступивший в войну еще тогда, когда большинство людей еще и самой войне-то не подозревало, участвовавший в освобождении Екатеринбурга, Самары и Москвы, устало присел на кочку, обдумывая возможные действия отряда.