Вскоре пришло еще одно печальное известие. Лишенный медицинской помощи, от пыток и истощения в тюрьме Инсейна скончался У Лоун Тхейн. Его смерть вызвала новый взрыв негодования.
— Потеря У Лоун Тхейна — большой удар для нас. Он не просто умер — его замучили до смерти, — гневно сообщал У Аун Бан.
Спустя шесть дней после смерти У Лоун Тхейна в его доме собрались руководители крестьян. Мать и дочь умершего были вне себя от горя. Ун Ту Хан успокаивал несчастных женщин, но в его груди клокотала ярость против палачей. Праведный гнев зажег сердца чинов. Они неукротимо рвались в бой. Гибель У Лоун Тхейна всколыхнула всю волость, привела в волнение даже поостывших и струсивших крестьян. Событие это облегчило подготовительную работу У Шве Тейна и его помощников, однако, когда дело доходило непосредственно до формирования боевых отрядов, большинство жителей волости, прослышав о тяжелом положении галонов, старались держаться в стороне.
Староста Пхаунджи У Не Тхун был отлично информирован о каждом шаге крестьянских руководителей, но не отваживался на решительные меры, притворяясь, будто ничего не замечает. В действительности он постоянно держал в курсе всех местных событий свое начальство в Хлеку. Между тем солдаты в волости пока не появлялись. Время шло, и боевой пыл повстанцев постепенно остывал. Но тут произошло событие, которое в той или иной мере затронуло интересы всех крестьян; оно-то и послужило поводом ко всеобщему возмущению.
Однажды в Оунхнепине появился старший лесничий Сан Тин со своими помощниками. Остановившись в доме Ко Чо Та, они занялись маркировкой деревьев, подлежащих валке. С собой у них было ружье. В тот же день в деревню заглянул Ко Со Твей и, узрев ружье, решил со что бы то ни стало им завладеть.
— Ко Чо Та, — обратился он к своему другу, — у нас скоро будет ружье.
— Откуда ты его возьмешь?
— А нам его даст Сан Тин.
— Да ты что, Ко Со Твей? — всполошился Ко Чо Та. — Из-за этого ружья потом беды не оберешься.
— Будь что будет. Мы ведь давно ждем повода. С тех пор как они загубили У Лоун Тхейна, я жду не дождусь встречи с солдатами. Вот мы им покажем, — возбужденно проговорил Ко Со Твей, потирая ладони.
— Ты только подумай, что ты говоришь! Если в волости начнутся волнения, крестьяне не смогут сеять рис. Как же они будут существовать весь год, — горячился Ко Чо Та.
— Я-то ведь тебя отлично понимаю. Ты печешься только о своих интересах. Боишься, когда начнутся большие дела, ты лишишься доходов.
Возмущенный Ко Со Твей не стал с ним больше разговаривать. Про себя же решил, что выкрадет ружье тайком, когда лесник займется маркировкой деревьев, либо подкараулит его на пути в деревню и отнимет силой.
Дома удрученного Ко Чо Та встретила пьяная компания.
— Ты где пропадаешь? — заплетающимся языком спросил Сан Тин. — Почему не уделяешь внимания своему начальнику?
— Я отлучался по делам, — мрачно пробурчал в ответ Ко Чо Та.
— Мы, между прочим, не возражали бы выпить еще, но у тебя ничего не нашли. Ну-ка поищи как следует.
— Сейчас, сейчас, — успокоил его Ко Чо Та и послал своего работника за рисовой водкой.
— Послушай, Ко Чо Та, я разрешу тебе валить любые деревья и продавать кому угодно, но с одним условием: за это ты выложишь мне тысячу джа наличными, — продолжал Сан Тин.
— Тысяча — многовато, — усмехнулся Ко Чо Та. — У меня сроду таких денег не было.
— Рассказывай сказки. Я же знаю, что ты вернешь себе эту сумму с лихвой. И перестань торговаться, а то у меня с тобой будет разговор короткий — вообще не разрешу рубить лес.
— Нет, нет! — поспешно возразил Ко Чо Та. — Я готов вас отблагодарить, но в разумных пределах.
— Что значит — «в разумных»? Сколько это будет в деньгах? — сурово вопрошал Сан Тин, вперив в него хищный взгляд. — Ты что же молчишь? Мне нужна тысяча. Понимаешь: ты-ся-ча, — повторил он с расстановкой. — Ведь я о тебе пекусь… Неужели для такого благородного человека, как я, тебе жаль тысячи?
Вернулся помощник Ко Чо Та с водкой. Сан Тин залпом выпил полный стакан.
— Ну что, согласен? — спросил он, стукнув с остервенением пустым стаканом по столу.
— Тысячу никак не могу.
— Ну ладно — восемьсот.
— Нет у меня и восьмисот.
— Ладно уж, так и быть — семьсот! Но имей в виду, это мое последнее слово. Хочешь плати, не хочешь — до свидания.
Ко Чо Та до смерти жаль было семисот джа. Но без разрешения на рубку леса он вынужден был бы отказаться от этого выгодного промысла, а больше ждать доходов неоткуда. И, прикинув в уме, что эти необходимые затраты он покроет в сравнительно короткий срок, решил согласиться.