— Если не хочешь в тюрьму, давай сто джа, — потребовал инспектор полиции.
— У меня нет таких денег.
— Нет так нет. Уведите его. Он мне надоел.
— Ста джа у него действительно нет, но пятьдесят наверняка наберется, — вступился за парня староста.
— Ну ладно. Раз сам староста просит, согласен и на пятьдесят.
— Но у меня и пятидесяти нет.
— Все. Разговор окончен.
— Ну и болван же ты, Со Маун Та. Неужели не можешь достать пятьдесят джа? — журил его староста. — Ступай к отцу и скажи, чтобы он продал мне за пятьдесят джа одного буйвола.
Но Тейн Хла слышала, как все ушли. Ее потрясла сцена, свидетельницей которой она невольно стала. Возмущенная до глубины души тем, как у несчастного крестьянина государственные чиновники вымогали деньги, как пытался его обобрать ее собственный отец, она весь день не находила себе места. В ушах у нее стояли крики и стоны несчастного Со Маун Та, и она содрогалась при мысли о том, что где-то таким же пыткам подвергается ее Ко Со Твей. А к вечеру отец Со Маун Та привел рабочего буйвола и вручил его старосте. Буйвол был крепким, молодым и стоил по меньшей мере сто джа. И девушка поняла, что и ее некогда горячо любимый и уважаемый ею отец не прочь нажиться за счет несчастных крестьян. Она также поняла, что, выдавая Со Маун Та властям, Со Я Чо руководствовался еще и слепой ненавистью к Ко Со Твею.
Несмотря на то что почти все крестьянские руководители волости Пхаунджи сдались властям, обыски и облавы в деревнях не прекращались. Полицейские, пользуясь удобным случаем, выжимали последние пья из участников восстания, их родственников и всех, кто был с ними связан. Особенно подло изощрялись старосты. Полицейские подвергали истязаниям именно тех, на кого те указывали.
Вскоре после того, как Ко Хла Саун, Ко Шве Чо и Ко Нан Чо вернулись домой, их обвинили в убийствах, грабежах, вооруженном сопротивлении властям и арестовали. Но, к удивлению многих, Ко Чо Та из Оунхнепина не только не был арестован, но более того — был назначен старостой своей деревни. Эта честь была ему оказана за то чудовищное предательство, которое он допустил по отношению к своим товарищам. Будучи посвящен во все планы руководителей крестьянского восстания, он систематически информировал о них полицию.
Узнав о вероломстве Ко Чо Та, Тхун Ин пришел в неописуемую ярость. Он решил во что бы то ни стало рассчитаться с подлым изменником. Ко Чо Та, понимая, что рано или поздно его ждет возмездие, жил в постоянном страхе. Он всегда носил при себе оружие и без телохранителей шага не делал. Тхун Ин неоднократно пытался встретиться с ним один на один, но это ему не удавалось.
Яркое солнце показалось на безоблачном небе.
До Ин Нвей, Лоун Тин и Эй Хмьин сидели за завтраком, когда в дом ворвались полицейские.
— Ты жена У Аун Бана? — грубо спросил До Ин Нвей инспектор полиции.
— Да, — дрожа всем телом, ответила женщина.
— Где твой сын?
— Я не знаю.
— Как же ты можешь не знать, если даже нам известно, что он бывает здесь почти ежедневно.
— Я не знаю, где он, — твердо повторила До Ин Нвей.
— Я смотрю, тебе жизнь надоела! — грозно изрек инспектор, приставив дуло пистолета к виску бедной старухи.
— Откуда мы можем знать, где Тхун Ин. Он и от нас это скрывает, — вступила в разговор Эй Хмьин.
— А ты, насколько я понимаю, жена этого бандита?
Эй Хмьин молчала.
— Отвечай, когда тебя спрашивает инспектор полиции, — неистового заорал полицейский и ударил ее ногой.
— Да, я его жена, — ответила она, гордо подняв голову и с трудом сдерживая охватившую ее ярость.
— Вот ты какая! По всему видно, под стать своему мужу! Раз ты его жена, тебе лучше других должно быть известно, где он скрывается, — настаивал инспектор.
— Ничего я не знаю.
— Надеюсь, он приходит к тебе по ночам? — съязвил полицейский.
— Как вам не стыдно! — вспылила, смутившись, Лоун Тин.
— Какая стыдливая нашлась. А ты кто? Его сестра? Может быть, ты знаешь, где твой брат? — переключился инспектор на бедную Лоун Тин. Та молчала.
— Отвечай! Где он?
— Не знаю, — робко ответила девушка.
— Я тебя по-хорошему спрашиваю. Будешь отпираться — заберем с собой, — пригрозил инспектор.
— Кто его знает, где он прячется. Он же нам ничего не говорит, — ответила вместо дочери До Ин Нвей. Ее полные слез глаза смотрели на полицейского с мольбой.
— Нам известно, что твой сын сюда приходит. Значит, вы знаете, где он обретается.
— Он здесь не бывает, — решительно возразила Эй Хмьин.