— Здесь, в деревне, я обречен на вечное прозябание, — говорил я, пытаясь разжалобить мать. — Мне никогда не удастся выбраться из нищеты. Я должен буду за чашку риса работать от зари до зари в поле, невзирая на дождь и жару. Город же — совсем другое дело: там множество народу и при желании можно научиться какому-нибудь редкому ремеслу. И если к тому же повезет, глядишь, смогу купить и дом и машину.
Отец слушал мои разглагольствования и только вздыхал.
— Вот что, — сказал он наконец, когда я умолк. — Знаешь ли ты, что в городе преуспевает только тот, кто не боится другого за горло взять? Разве ты, простой деревенский парень, способен на это? Ты родился и вырос среди крестьян, которые привыкли довольствоваться тем, что дает земля, и которым неведомы зависть, жадность и ненависть. Я считал своим долгом сказать тебе об этом. Теперь можешь поступить, как тебе заблагорассудится.
Я самозабвенно верил в удачу еще и потому, что изрядно начитался всяких приключенческих романов, герои которых легко обретали богатство и счастье.
— Когда человек достигает совершеннолетия, он обязан попробовать найти свое счастье, — упрямо повторял я. — Мне тоже нелегко расстаться с вами и покинуть деревню, где я вырос. Но если я останусь здесь, то моим единственным уделом будут вол, плуг и нищета. Такая жизнь не по мне, и не удерживайте меня.
У матери же была иная точка зрения на жизнь, и мои рассуждения не казались ей убедительными.
— Мне так тоскливо становится, как подумаю, что ты собираешься нас покинуть, — говорила она. — В городе хорошо с деньгами, с образованием. У тебя же нет ни того, ни другого. Трудно, ох как трудно придется тебе одному в большом городе.
Но я не сдавался.
— У меня есть голова, руки, ноги. С их помощью я смогу заработать себе на жизнь. Деньги буду расходовать экономно и постепенно скоплю большую сумму. Вы с отцом уже не молоды. Кому, как не мне, придется в будущем заботиться о вас. Чтобы вы могли спокойно дожить свой век, мне необходимо иметь приличные доходы. И они у меня будут.
Мать смотрела вдаль и, казалось, не слышала моих слов.
— Ты согласна со мной?
— Хорошо, если все устроится так, как ты говоришь, но, как правило, в жизни желания исполняются редко. Если бы каждый мог без труда получить все, что ему хочется, то на земле не было бы бедных.
— Нельзя всех стричь под одну гребенку. Одни бедствуют, потому что ленивы, другие — потому что не способны, третьи — просто дураки. У меня есть голова на плечах. В ней немало ценных идей. С такой головой я не пропаду. А в деревню я вернусь только на своей машине. Вот уж покатаю тогда тебя! — говорил я, едва поспевая за своими мечтами.
Мои слова оставили мать равнодушной. Она смотрела на меня по-прежнему печально.
— Я уезжаю завтра же, — решительно заявил я.
— Что ж, если тебе так не терпится, поезжай. Уговаривать больше нет сил. Прошу тебя лишь об одном: будет трудно — возвращайся не медля, — сказала она тихо и отвернулась, чтобы скрыть слезы.
— Нет, мама, скоро меня не жди. Пока не добьюсь своего, не приеду, — хотел я сказать, но вовремя спохватился и только произнес:
— Хорошо, мама.
Мне, деревенскому парню, город всегда представлялся совершенно иным миром, отличным от того, в котором я жил от рождения. Теперь я впервые увидел его воочию. Наш грузовик долго ехал вдоль залитых ярким электрическим светом улиц между двумя рядами громадных каменных зданий, пока наконец не остановился возле каких-то служебных построек.
— Приехали, — сказал шофер. — Теперь, парень, тебе надо пройти еще немного вон туда. Там — конечная остановка автобуса, который довезет тебя до района Чимьинтайн.
Я подхватил свой сундучок, обитый железом, и поспешил к остановке. Вскоре подошел автобус, и мне посчастливилось занять место у окна. Я с любопытством разглядывал толпы людей, одетых, как мне казалось, во все новое, и мысленно возвращался в родную деревню. «У нас в эту пору все сидят по домам и коротают время за чашкой чая при свете керосиновых коптилок. На улице никого, кроме собак, не увидишь». Город пленил меня своими яркими витринами и потоком красивых, сверкающих при свете уличных фонарей автомобилей. В тайниках моей души зародилась надежда — когда-нибудь и я, возможно, стану обладателем одного из них.
Я сошел у небольшого базарчика. Здесь, неподалеку, жил мой друг Ко Ба Тин. Надо сказать, что этот район мало чем отличался от нашей деревни. Домишки были такие же жалкие, а улица такая же грязная. Немногие могли позволить себе провести электричество.