Фредерик (мягко.) Вы никогда не едите цыплят?
Жанетта (опускает голову.) Ем. Только незнакомых цыплят. Но я знаю, что это тоже несправедливо. Я пробовала перестать есть мясо. Не смогла. Уж очень хочется.
Фредерик. Тогда вы тоже не виноваты.
Жанетта (качает головой, мрачно). Нет. Когда я состарюсь и буду думать, как другие, я знаю, что тоже скажу, что никто ни в чем не виноват. Хорошо, наверное, сразу вдруг все понять, все простить и ничем не возмущаться. Не находите ли вы, что очень долго ждать, пока состаришься?
Фредерик (улыбаясь). Достаточно иметь немного терпения.
Жанетта. Я не люблю терпеть. Я не люблю смиряться и соглашаться. Моя сестра много вам про меня наговорила?
Фредерик (улыбается). Да. Достаточно.
Жанетта. Ну, все так и есть. И я еще хуже. И во всем сама виновата. Вам, наверное, объяснили, что я — позор семьи? Я та, которая делает все, что делать не полагается. Меня следует ненавидеть!
Фредерик (улыбается). Я знаю.
Жанетта. И нечего мне улыбаться, как ребенку, и думать, что мне нужно снисхождение. Я не люблю сантиментов и хныканья. Вы правы. Если я ем других цыплят, почему не съесть этого, раз он умер? Потому, что я его любила? Слишком глупо. Верну его обжоре. (Направляется к кухне, крича). Нате, женщины, вот он, ваш цыпленок! Ощипайте его и сварите, если хотите!
Она исчезает. Фредерик поворачивается к Люсьену, который за все время этой сцены не сдвинулся с места, сохраняя двусмысленную улыбку, и говорит голосом, который безуспешно пытается сделать шутливым.
Фредерик. Удивительная девушка!
Люсьен (смотрит на него мгновение, ни говоря ни слова, и роняет с улыбкой, сходя со своего дивана). Да. Она еще вас и не так вас удивит!
Фредерик смотрит на него, удивленный его тоном.
Второй акт
Та же декорация, что и в первом акте, но комната уже прибрана. Вечереет. В комнате сгущаются сумерки. В глубине освещенной кухни лихорадочно суетятся Мать и Юлия, занятые уборкой. Отец дремлет в кресле с потухшей сигарой в руке.
Фредерик и Жанетта сидят далеко друг от друга по разные стороны наполовину прибранного стола. У окна видна тень — там, прислонясь к стене, стоит Люсьен, погруженный в созерцание надвигающейся ночи.
Неожиданно отец громко всхрапывает, но замолкает, как только Люсьен принимается яростно свистеть сигнал казарменной побудки. Фредерик и Жанетта, не спускавшие друг с друга глаз, взглядывают на отца, опять смотрят друг на друга и впервые улыбаются.
Где-то часы бьют половину. Их улыбки гаснут.
Фредерик. Поезд в половине одиннадцатого?
Жанетта. Да.
Молчание.
Фредерик. Как быстро прошел этот день.
Жанетта. Да.
Фредерик. Когда мы увидимся снова?
Жанетта. В день вашей свадьбы.
Молчание. Люсьен делает резкое движение и неожиданно исчезает в темноте. Слышно, как, удаляясь, он свистит сигнал «Погасить свет».
Фредерик. Мне кажется, что пройдет много, много времени, когда мы вновь приедем сюда с Юлией на несколько дней… И все повторится… Ваш отец уснет в кресле с потухшей сигарой. Юлия будет хлопотать на кухне. Мы, как и сегодня, не станем зажигать лампу и будем слушать, как надвигается ночь…
Жанетта. Вы сюда никогда не вернетесь, вы же это хорошо знаете.
Фредерик. Почему?
Жанетта. Юлия не позволит.
Фредерик (после паузы). Тогда пусть будет наоборот. Представьте, что мы уже давно состарились и встретились после долгой, мучительной разлуки. И вот сидим, вспоминая никогда не умиравший в нас тихий вечер… Вспоминаем, как нам не хотелось зажигать свет, и мы ожидали чего-то, сами не зная чего…
Жанетта (выпрямляется и кричит). Я не собираюсь ничего вспоминать! Я ненавижу воспоминания. Все либо слишком гадко, либо бессмысленно.
Отец (неожиданно просыпается, пытается сделать вид, что не спал). Что ты сказала, дочурка? Я что-то не разобрал…
Жанетта. Ничего, папа. Я ничего не говорила. Спи.
Отец (снова засыпая). Я не сплю. Я все слышу.
Жанетта (склоняется над ним. Глядя куда-то в пространство, говорит очень тихо, чтобы не разбудить отца). Тогда слушай, если ты все слышишь. Слушай внимательно, что скажет твоя дочь. Твоя скверная дочь. Не та, другая. Та никогда не скажет ничего такого, от чего можно сгореть от стыда. Она добродетельна, твоя другая дочь, и это ей зачтется. Ей нечего стыдиться. Ей не нужно держаться за память об одном единственном вечере, потому, что она получит право на все вечера, на все дни, на каждую минуту, на всю жизнь. И когда она после смерти попадет в рай, она и там сможет вечно тешиться воспоминаниями о своем счастье…