«На исходе дня 31.08.67. Хижина Плуто.
Ночью ясно, но перистые («Показались цирусья, дыбом встали волосья», припомнил я присказку старых полевиков), попутный ветерок в спину. Оставил излишек продуктов, выслушал пожелания удачи, в том числе почаще встречать подобные стоянки, распрощался — и ходу, благо впереди не менее сорока километров…
…Вокруг не менее десятка крупных ледников и, видимо, вдвое больше мелких. При солнечном освещении напоминают театральную декорацию. Поначалу долина Рейна достаточно узкая, но все время на виду ледник Кок по северному борту, расположенный на полпути. Жалко, что нас не хватило на снегосъемки по этой долине, поскольку все признаки питающих осадков с юга, большая часть ледников по южному борту. Шел ритмично, отдыхая каждые пять километров. Решил ограничиться попутной съемкой границ питания ледников, которые оставались в пределах около 600 м Даже с учетом личных ошибок (они присутствуют теоретически всегда) разница по сравнению с тем, что я наблюдал с главного водораздела четверо суток назад, очевидна… Картина в целом понятная, и, главное, в ней совпадают как положение ледников, так и высоты границ питания вместе с результатами снегосъемок, что не может быть случайностью.
Постепенно эта шикарная долина расширяется, морены ледников отодвигаются, и по берегам речек появляется зеленая травка. Шагаю по полосе галечников… Довольно оживленно, повсюду стада оленей. Постепенно портится погода (вот оно — показались цирусья накануне), сильнее ветер, уплотняются тучи, затягивая небосвод… Из–за ветра труднее отдыхать — пронизывает… Трудный выход на домик, поскольку он расположен за древним береговым валом.. Это заставило понервничать, тем более что пошли топкие места, первый заряд дождя ударил, когда я к полуночи поднялся на вал и увидал домик буквально в сотне метров.
01.09.67. Там же.
Троицкого увидал, когда он бросился спасать от дождя свои ботфорты, вывешенные для просушки. После ужина спал мертвецки, слыша, как дождь нещадно хлещет снаружи. Утром убедился: щедрый, теплый, все еще летний, вовремя я вчера успел. Около полудня закончился, и Леня отправился на свои морены. В его отсутствие я сушился, отдыхал, приходил в себя.
Два события. Первое: нас проверил вертолет, вывозивший геологов. Убедились, что я благополучно добрался, как наметил. На этот раз все общение, пронеслись над нами как тени, и чьи–то лица в иллюминаторах, и все… Второе: под домиком живет песец, которого мне пришлось выручать. В поисках съестного так засунул голову в консервную банку, что мог задохнуться.
К ночи ухудшение погоды, тучи, резкий шквалистый ветер, Леня возвратился очень вовремя. Впервые около полуночи зажгли свечу для освещения».
Все последующие события, вплоть до 7 сентября, когда мы вернулись пешком в Баренцбург, связаны с завершением полевого сезона, который дался непросто. Свой третий, в полном смысле решающий, полевой сезон на Шпицбергене мы заканчивали в бухте Фритьофхамна у фронта ледника Фритьоф, образованной моренами этого ледника, создавшими достаточно надежное укрытие для нашей шлюпки. Определенно лето заканчивалось, и пространство тундры на Берегу Норденшельда с каждым днем все больше напоминало нам об этом поблекшими красками под хмурым сумрачным небом. Связи у по радио у нас по–прежнему не было, и мы могли лишь рассчитывать на конкретную дату, о которой сообщили из лагеря геологов в последних числах августа. Правда, при благоприятной погоде мы рассчитывали, не дожидаясь назначенного времени, рвануть в Баренцбург самостоятельно на нашей шлюпке в обход Земли Норденшельда с запада, с риском оказаться под ударами волнения с запада с открытого моря примерно на семидесятикилометровом участке скалистого побережья. По собственному опыту мы представляли, что это такое, и подобный заключительный марш–бросок мог состояться лишь в условиях достаточно устойчивой благоприятной погоды. Дни шли за днями, а она никак не наступала, и из нашего укрытия нам только и оставалось, что изучать систему сулоев в проливе Аксель, с явлением которого мы познакомились две недели назад в проливе Мария.