Выбрать главу

Гребни гор Веселые оседлала пелена серых облаков, причем их кромка седыми космами развевалась по ветру, первые порывы которого наконец, докатились до нас, заставив прервать экскурсию. Этот ветер типа фёна принес резкое потепление, температура в ближайшие дни перевалила за +15°. При этом влажность воздуха с обычных 90 % упала до 11 %, лужи высыхали на глазах, превращаясь в подобие среднеазиатских такыров. Лучшее описание фёна, правда в Колхиде, я встречал у Паустовского, который приводит замечательную деталь, как от жары сворачиваются и высыхают листья деревьев. У нас до подобного не доходит, прежде всего, из–за отсутствия деревьев, но, несомненно, изменения там и у нас колоссальные.

Спустя несколько дней фён иссяк, но свое дело он сделал — распустились скудные листочки полярной ивы, зацвели полярные маки, в морском льду снежницы (лужи талой воды) протаяли насквозь, ледники приобрели характерный блеск, от которого ломило глаза, — одним словом, полярное лето, очень теплое в 1959 году, активно вступало в свои права, одновременно удивляя и радуя.

На этом фоне тяжело переживаются наши потери. Ребята с полярной станции рассказали нам о содержании писем родных Толи Афанасьева, особо выделяя слова «мы думаем, что перед смертью нашего Толю избили». Как объяснить сраженным горем людям, что его лицо было действительно избито летящей с ветром галькой? Кто на Большой земле поверит подобному? С облегчением вспоминаем о прилете милиционера с Диксона. Конечно, наши погибшие и изуродованный Каневский навсегда останутся с нами, как это было в войну:

Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В том, что они, кто старше, кто моложе, Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не хотел сберечь, Речь не о том, но все же, все же, все же…[1]

При всем том, мы не на войне, потому что война — это состояние всего общества, когда боль и тяжесть потерь (нам ли этого не знать) несет все общество в целом, а в нашей ситуации эта тяжесть останется с нами и с самыми близкими, без надежды быть понятыми людьми, которые не были на нашем месте. Вот такие невеселые мысли в конце экспедиции. Место, где произошла последняя трагедия, у нас перед глазами — от него до кромки чистой воды осталось метров триста. Скорей бы унесло в море этот проклятый кусок льда, хотя каждый знает, что не унесет из души.

Между тем разворачивается навигация, и однажды на отстой в нашу гавань на несколько дней забежало судно, так что мы получили возможность обменяться фильмами, старыми и новыми. Так как фильмы надо было вернуть, был объявлен своеобразный кинофестиваль, скорее напоминающий своеобразный аврал с участием всего персонала. Если мне не изменяет память, он продолжался семнадцать часов подряд! Люди сменялись на вахтах, входили, выходили, кто–то клевал носом, кто–то честно выдержал от начала до конца… Думаю, сходным образом развивались события и у моряков. Еще добыча с Большой земли — старые газеты из Мурманска и Архангельска. Из них мы поняли, что месяц назад Большая земля стояла на месте и даже не слишком страдала от нашего отсутствия. В последний день июня опустилась облачность, превратившаяся в туман, пошел снег, начался ветер — в общем, обычный новоземельский атмосферный коктейль. Когда закончился июнь и вместе с ним туман, — у кромки льда пусто, судно проследовало дальше по своим делам.

Еще своеобразный «подарочек» от бывшего начальника в виде радиограммы весьма конкретного содержания: «Ваши наблюдения обратными засечками неверны. Вычисления дают невязку по координатам в десятки (!!!) метров. Меняйте методику. До отъезда максимально используйте время для наблюдений за движением льда. Авсюк». Дня три (которые выпросил у Олега Павловича на обдумывание) ходил, по словам некоторых товарищей, словно «пыльным мешком ударенный», — шутка ли, запороть основную массу наблюдений за два года работы! Проверяю снова и снова, — у меня же все верно! Значит, специалист в кандидатском звании сам допустил непонятную для меня ошибку, но какую? Прав оказался покойный Олег, опасавшийся доверять свой материал этому человеку. Ответ в Москву: «В наших наблюдениях ошибки нет. Менять методику считаю нецелесообразным». Комментарий Чижова: «В вашем деле я не так, чтоб очень… Однако вы и мой предшественник рискуете репутацией. А в науке, знаете ли, как среди дам: дама без репутации — не дама».

Интересная мысль, запомним на будущее, тем более, что на Большой земле дам, судя по рассказам и другим источникам, — более половины всею народонаселения. В части вычислений все выяснилось с возвращением экспедиции, на том мои отношения с бывшим начальником, включая проекты совместной главы в отчетной монографии, закончились.

вернуться

1

Стихотворение А. Т. Твардовского.