— То есть, макароны? — бодро уточнила она. — Макароны очень благодатно сказываются на моих плодородных бедрах.
— Бедра плодородными не бывают.
— Ха!
Он заглянул в пакет.
Там был огромный торт.
— Да уж, — покачал головой Тимур, — вы настроены решительно.
— Не то слово, дружок.
Устраиваясь на барном стуле, она поерзала, поругалась, пожаловалась на неудобство конструкций, потом наконец успокоилась и обратила на Тимура густо подведенные очи.
Не слишком плодородная грудь так и норовила выскочить на свободу из слишком открытой кофты. Длинные сережки касались загорелой кожи плеча.
— Как ваше свидание? — накрывая на стол, спросил Тимур.
— На бегу, солнышко. Мы поняли, что не подходим друг другу на первом глотке кофе.
— Вот как?
— Он пришел в трениках.
— Оу.
Она снова поерзала, отчего её грудь опасно запрыгала. Тимур громко вздохнул.
— Бедолага дровосек. Поди, он не знал, куда деть глаза.
— Оу, — в тон ему ответила Лиза.
Тимур поставил перед ней тарелку с едой и бокал.
— Красное? Белое? Игристое?
— А у тебя есть все варианты? — удивилась она.
— Ну я же не знал, что вы захотите.
Лиза смешно почесала за ухом, глубокомыслено покивала.
— Конечно. Пусть глупцы задают вопросы, у тебя свой путь самурая.
— Елизавета Алексеевна!
— Красное. Вино красное, раз паста — макароны.
— Как скажете, — и он не удержался: — пупсичек.
Она захохотала, запрокинув голову и обнажив гладкую смуглую шею.
— Ты изменился, — сказала Лиза, когда вино было разлито.
— Я достал своими страданиями самого себя. Просто начал бесить.
Она улыбнулась и потянулась бокалом.
— Что же… Давай бесить друг друга, но не себя самих.
— Договорились.
Они чокнулись.
Подперев щеку, Лиза внимательно наблюдала за тем, как он наматывает пасту на вилку и медленно жует.
Под её взглядом было немного щекотно, немного неуютно, немного прохладно.
Но в целом ничего, терпимо.
— И каков дальнейший план? — после затянувшейся тишины спросила Лиза.
— Я подумал…
Он налил им еще вина.
Щеки начинали гореть алкогольным румянцем, а в голове появлялась божественная легкость.
— Вещай, — спокойно сказала Лиза. — Какую бы пакость ты сейчас не сказал, я приму её стоически.
Тимур поморщился, но решил озвучить правду:
— Я подумал, что недалеко ушел от своего отца. Такой же деревянный болван, разве что пафоса поменьше и халатов с павлинами нет.
— А! — коротко сказала Лиза и, потянувшись, взяла всю бутылку. Тимур смотрел, как она жадно пьет прямо из горлышка.
Удачно получится, если она не разобьет ему голову этой бутылкой.
— И что же, — утерев рот тыльной стороной ладони, спросила Лиза, — ты сейчас выступаешь как правопреемник Руслана? Принимаешь меня по наследству?
— Чудовища к чудовищам, — коротко ответил Тимур.
И тогда она бросилась на него.
7
Падая навзничь с высокого табурета, Тимур спросил себя, почему он не сделал барную стойку длиннее.
Тогда бы Лизе понадобилось немного больше времени, чтобы обогнуть столешницу и налететь на него.
В спину ударила безжалостная напольная плитка и, уворачиваясь от частых оплеух сверху, Тимур решил, что сломал себе хребет.
Это было ужасно.
Он всегда терялся перед любыми проявлениями агрессии и понятия не имел, что в такие минуты делать. Его фантазии хватило только на то, чтобы попытаться перехватить руки Лизы, и спустя несколько бесконечных мгновений этого позорного барахтания, у него получилось.
Капали минуты. Тяжелое, хрипящее даже, дыхание Лизы становилось тише.
Она лежала на нем всем своим весом, с каждым вздохом становясь все тяжелее и тяжелее, как становится все тяжелее и тяжелее засыпающий человек.
— Елизавета Алексеевна.
Собственный голос заставил Тимура вздрогнуть. Он вдруг осознал, что их безобразная драка (вернее — варварское Лизино нападение) происходила в полнейшем молчании.
— Придурок, — всхлипнула Лиза и тяжело села.
Тимур с трудом заставил себя оторваться от кафеля тоже.
— Господи, ну какой же ты придурок, — повторила она, подняла руку и нащупала бутылку вина на столе. Не открывая глаз, сделала огромный глоток и застыла, поставив бутылку между ног.
На её щеках остались серые разводы туши. Помада смазалась.
Блузка со слишком открытым воротом съехала на бок. Волосы торчали в разные стороны.
Красотка.
Отец знал толк в извращениях.