— Кто вы? — спросил он уже громче.
— Или ты даже на то, чтобы горевать, не способен?.. Силы…
Подошла мама, вырвала у Тимура трубку и кинула её на рычаг.
— Надо отключить домашний телефон, — сказала она задумчиво.
— Мам, кто тебе звонит?
— Какая-то папина поклонница, я полагаю. Она многое знает про нашу семью.
— Это он говорил, что я дикий и пассивный?
— Папа волновался за тебя, — вздохнула мама.
— Он просто терпеть меня не мог, — ответил Тимур, выключая на телефоне звук. — Отключи его вообще. Кто в наше время еще пользуется городским телефоном? Как часто она звонит?
— Маме еще приходят фотографии на электронку, — сообщила Инга, появляясь в коридоре. — На них папа чудо как хорош.
— О, господи.
— Нет, не такие, — хмыкнула Инга, увидел его лицо. — Просто множество самых разных фотографий, сделанных в разные годы. Папа на лекциях, папа на улицах, папа ходит, папа ест, покупает себе галстуки. Такая крипота — кажется фотограф просто ходил за папой по пятам и тайно его фотографировал. И продолжалось это лет десять, если не больше. Ужас.
— Папа был очень популярным мужчиной, — ровно ответила мама. — Кажется, у него был сумасшедший фанат. Это ничего серьезного, Тим. Кто-то просто переживает его потерю вот так. Ты знаешь, людям надо говорить об ушедших.
— Почему эта чокнутая говорит с тобой? Ей больше не с кем?
— Не сердись, — попросила мама, — иногда люди вдруг сходятся в одной точке — случайные люди в случайной точке. И им становится лучше.
— Перешли мне её письма, — попросил Тимур.
Он набрал Лизу сразу из подъезда.
— Елизавета Алексеевна, вы неприятная врушка!
— Есть такое, — не стала отрицать она и вдруг закричала: — левее! Левее же! А теперь правее. Всё, Тимур, пока, мне некогда.
— Опять вранье, — рявкнул от в ответ. — Не смейте бросать трубку!
— Я…
— Ничем вы не заняты, — Тимур вышел на улицу и зашагал к остановке. — Просто придуриваетесь, чтобы быстрее закончить разговор. Потому что не хотите отвечать за свое вранье!
— Ого, сколько уверенности в твоем голосе. И чем по-твоему я сейчас не занята?
— Ничем не заняты. По воскресеньям вы не делаете ничего.
— Какой проницательный мальчик. Ты угадал. Ну всё, пока.
— Я еду к вам, — предупредил Тимур.
— А меня нет дома! — заявила Лиза бодро, но он уже не слушал её.
Лиза ждала его на качелях возле подъезда.
— Почему вы разгуливаете по городу в пижаме? — спросил Тимур.
— Ну я же просто вышла во двор, а не отправилась в оперу.
Тимуру вдруг стало интересно, ждала ли она его отца вот так же — в этой страшной полосатой пижаме и тапочках, или наряжалась к его приходам.
Конечно же наряжалась — отец таких вот ситцев терпеть не мог.
— А что за шапочка на голове?
— Я нанесла на волосы репейное масло.
— Боже.
Лиза засмеялась.
— Ты очень похож сейчас на отца. Это брезгливое выражение лица, как будто на коровью лепешку наступил!
— Не могли бы вы относиться ко мне более уважительно, — вздохнул Тимур, слегка отталкиваясь на качелях, — и не появляться у меня на глазах в облезлой пижаме и с маслом на волосах?
— Бу-бу-бу-бу, — передразнила она. — Что с тобой? Пытаешься разглядеть во мне женщину?
— Пытаюсь увидеть в этой пижаме человека.
— А чего ты ожидал, заваливаясь ко мне в воскресенье? Скажи спасибо, что я уже сняла маску для лица из зеленых водорослей. И раз уж ты пришел, то сходи пожалуйста в магазин. Ужасно хочется есть, но еды совсем не осталось.
— Вы, Елизавета Алексеевна, совсем уже офигели, — заметил Тимур. — И поведайте мне, наконец, почему вы позволили мне думать, что это вы названиваете моей матери?
— А какой смысл был с тобой спорить? Ты ни за что на свете мне не поверил бы.
— Но вы обещали, что звонки прекратятся!
— Обманула, выходит.
В её голосе не промелькнуло даже тени раскаяния.
— Вы знаете, кто может нам звонить?
— Видишь ли, зайчик, твой отец не рассказывал одним своим любовницам про других.
Прозвучало это слишком цинично, и Тимур снова поморщился.
Он ненавидел, когда Лиза так поступала.
— Эй, — воскликнула она, когда он резко встал и пошел прочь, — даже не попрощаешься?
Он оглянулся. В пижаме и вязанной шапочке, без макияжа, бледная и сонная, Лиза едва помещалась своими широкими бедрами в детское сидение качелей. Она смотрела на него, чуть склонив голову набок, яркое солнце безжалостно освещало все 34 года, которые были написаны на её лице.
— Пришлите мне список продуктов, — сказал Тимур, — я иду в магазин.