— Что с тобой? — испугалась Лиза, отстраняясь.
Он мотнул головой, приходя в себя.
— Соскучился.
— Ты очень бледный, и у тебя испарина. Тимур, ты заболел?
— Просто не выспался. Я совсем разучился спать один.
— Придется привыкать снова.
— Послушай, — Тимур ухватил её за подбородок, фиксируя перед собой это сложное, знакомое до каждой самой крошечной морщинки лицо, — от твоих разговоров про расставание у меня начинает болеть желудок. Меня начинает выворачивать наизнанку каждый раз, когда ты говоришь о том, что уйдешь от меня. Мне… физически плохо от твоих слов.
Она смотрела на него серьезно и внимательно, словно читала сложную книгу по тригонометрии.
— Ты не понимаешь, — в голосе Лизы звучала глухая, привычная безнадежность, — она не даст нам быть вместе.
— К черту всё это, — решил Тимур, — к черту эту женщину и все твое омерзительное прошлое. Ничего этого нет. И не будет.
— И куда оно всё, по-твоему, денется? — спросила она насмешливо, но в этой насмешке было столько печали, что Тимур снова потянулся к ней поцелуем. Но Лиза быстро накрыла его губы ладонью.
— Послушай, — зашептала она прерывистым, тающим голосом, — ты слабый, ты мальчик. Ты не справишься ни со мной, ни с моими проблемами. Я… прошу прощения, что втянула тебя в эту историю. После смерти Руслана мне было так плохо и страшно, что я не могла думать о других. А теперь могу. Недолго, но могу. И ты должен бежать сейчас, пока я снова не вцепилась в тебя всеми когтями. Я открываю эту дверь. Даю тебе зеленый свет.
— Иди ты знаешь куда со своим зеленым светом, — буркнул Тимур, убирая её ладонь со своих губ. — Перестань изображать из себя благородную страдалицу. Ты вообще не такая.
— Правда? — настроение Лизы сменилось, и она прошлась полоской поцелуев по его шее, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке, проникая губами еще ниже. Тело в его руках тоже изменилось, став податливым и горячим. — А какая я?
— Ты — горячий суп.
— Прошу прощения? — Лиза выпрямилась, с изумлением уставившись на Тимура. — Горячий суп? Я — суп?
Он рассмеялся выражению её лица.
— Наполняешь теплом пустоту внутри меня.
— Это самая неромантичная вещь во Вселенной! Горячий суп!
Тимур пригладил её волосы, легко поцеловал в подбородок.
— Как ты могла заметить, романтика — не мой конек.
Лиза вздохнула.
— Я бы уехала от тебя, если бы не бабушка. Сбежала бы на другой конец света, и этим избавила бы тебя от кучи проблем.
— Даже слышать об этом не хочу, — Тимур подтолкнул Лизу, заставив её встать, и сам поднялся на ноги. — Вообще не хочу с тобой разговаривать, пока ты такая неприятная. Позвони мне, когда вы сделаете все обследования. Или лучше пусть Анфиса позвонит, а ты посиди в этой больнице и подумай над своим поведением. А мне пора на работу. Всё, видеть тебя не могу.
Тимур развернулся и сбежал на несколько ступенек вниз. Потом развернулся снова и взбежал на несколько ступенек вверх.
Подхватил Лизу на руки и сильно прижал к себе.
— Не думай о плохом, — попросил он, — ты совершаешь безумные вещи, когда думаешь о плохом. Всё будет, как будет. Как-нибудь.
Возле банка, где Тимур работал, стояла Наталья Скамьина и нервно курила.
— Где моя дочь? — спросила она резко, без всякой попытки поздороваться.
— А у вас есть дочь? — спросил Тимур.
Слова Лизы «ты мальчик, ты слабый» все еще пульсировали у него в висках и ранили, как осколки стекла.
Её мать была потрясающе красивой женщиной. Ничего общего с самой Лизой.
И это порадовало Тимура. Он действительно не хотел бы, чтобы между ними было хотя бы отдаленное сходство.
— Зачем ей понадобился отпуск? Почему она не появляется дома?
— Вам-то какое дело?
— Послушайте меня, дитя, вы не можете вставать между нами. Мы с Лизой самые близкие люди в мире. А вы — просто случайность в её жизни.
— Ладно.
— В конечном итоге мы с Лизой будем жить вместе. Мы будем гулять с ней и смотреть кино, и печь пироги по воскресеньям…
Сквозь боль и ненависть, и проклятую слабость, и миллиард еще непонятных чувств, Тимур вдруг ощутил крохотный росток жалости.
— Ух ты, — вырвалось у него, — да вы с ума сходите от того, что сделали с Лизой. Вы на все готовы, чтобы вернуть её себе, правда?
— О чем вы говорите? Мне не нужно возвращать собственную дочь, — Скамьина говорила быстро, стрекоча, как кузнечик, — У нас просто небольшое недопонимание. Это все потому, что вы забиваете ей голову всякими глупостями, как прежде это делал ваш отец.