— Каково это слышать человеку, который в данную минуту выносит твой мусор?
— Тебе надо пожить у мамы…
Закрыв дверь, Тимур вызвал лифт, потом подумал и решил спуститься пешком.
— А тебе надо успокоиться. Уложи Анфису спать и выходи. Я скоро приеду, и мы погуляем с тобой по больничному саду.
— Эй, у нас тут вообще-то режим!
— Ой, а то вы, курильщики, не найдете черный выход.
— Ты меня не слушаешь! — в голосе Лизы послышалось отчаяние. — Я не хочу тебя видеть больше ни-ког-да!
— Вот и скажешь мне это лично.
— Я больше не…
И в эту минуту неясная фигура шагнула из темного угла подъезда.
23
Завкафедры виновато выставила вперед тортик.
— Прости, Тимушка, не хотела тебя напугать.
— Господи, Наталья Михайловна, почему вы прячетесь в подъезде?
— Я ждала тебя.
— Что случилось? — спросила Лиза в телефоне.
— Пожаловало твое начальство с дружеским визитом, — Тимур открыл дверь в свою квартиру. — Входите. Я вернусь через минуту, только вынесу мусор. Лиза, ты еще здесь?
— Да, — ответила она встревоженно.
— Наша прогулка по больничному саду откладывается. Но ты пока не бросай меня, хорошо? Мы с тобой чуть позже все обсудим. Ты не знаешь, почему все приходят ко мне без звонка? Люди разучились пользоваться телефоном?
— Тимур, мы с тобой только что расстались.
— Я утром приеду. Не волнуйся.
— Я просто подумала, что у тебя могло сложиться превратное мнение обо мне.
— Наталья Михайловна, вы названивали с какой-то дичью моей маме и девушке. Как вас вообще понять?
— Я была не в себе. Пришла попросить прощения.
— Очень вовремя пришли, я как раз собирался вам звонить. Лизы не будет всю неделю. Напишите за неё заявление на отпуск и подпишите его заодно.
— Что-то случилось? — с любопытством спросила завкафедрой.
— Дела семейные, — отмахнулся Тимур.
— Я просто переживала… вдруг наговорила тебе лишнего.
Тимур сел напротив завкафедры и спокойно и прямо посмотрел в её старое, хитрое, как у лисицы, лицо.
— Когда вы познакомились с Натальей Скамьиной?
— Я вовсе…
— Ну конечно. Кто угодно может на вашей кафедре обыскивать сумки сотрудников. У вас так принято. Наталья Михайловна, давайте поговорим начистоту. Я все-таки его сын. А вы называли себя его другом.
Она вздохнула.
— Несколько лет назад я увидела, как Руслан ругается с какой-то женщиной. Никогда в жизни не видела его в такой ярости. После того, как он ушел, она плакала на ступеньках института. Мы разговорились.
— Ваше любопытство никогда не дремлет.
— Она представилась матерью Елизаветы Скамьиной. Сказала, что её дочь связалась с женатым любовником. Что она пыталась убедить его завершить эти отношения, что она беспокоится о нем…
— О нем? — переспросил Тимур. — Наталья Скамьина беспокоилась о НЕМ?
Завкафедры пожала плечами, опустила глаза, без всякого смысла переставила местами чашки на столе.
— Она сказала, что её дочь убийца. Что она не уравновешена.
— Простите, — быстро сказал Тимур и стремительно вышел из кухни.
В ванной он долго смотрел на свое лицо в зеркало, пытаясь начать дышать и перестать ненавидеть.
Никогда никого он ненавидел так сильно, как в эту минуту мать Лизы.
Ненависть раздирала его, острыми когтями кромсая внутренности.
Это было больно, куда больнее, чем тогда, в такси, когда он мчался к Лизе и ему очень хотелось увидеть её как можно быстрее.
— Господи, — пробормотал Тимур, открыв шкафчик. Из аптечки он достал болеутоляющее и успокоительное, слепо закинув в себя и то, и другое.
Через несколько минут, когда стало немного легче, он вышел из ванной и увидел, как завкафедры перебирает бумаги на тумбочке у входа.
— Что вы опять ищете? — спросил Тимур практически без всяких эмоций.
Она подскочила на месте и обернулась.
— Тимушка, а где Лиза? Её мама не может её найти.
— Вы знали, что отец собирается нас бросить? Что он хочет уйти к Лизе? Это вы рассказали об этом Наталье Скамьиной?
— Руслан Ибрагимович никогда бы не принял такого важного решения, не посоветовавшись со мной, — ответила завкафедрой, пытаясь собрать остатки своего самообладания.
— И что вы ему посоветовали?
— Перестать валять дурака. Пятьдесят лет — опасный для мужчин возраст. Они начинают делать всякие глупости.
— Кажется, он мало ценил ваши советы, — проговорил Тимур, борясь с отвращением. Он сорвал с вешалки шубу завкафедры и сунул её руки своей гостьи. — Вам пора. Не забудьте оформить Елизавете Алексеевне отпуск. И постарайтесь больше не попадаться мне на глаза.
— Но, Тимушка…
— И перестаньте, ради всего святого, докладывать Наталье Скамьиной о каждом шаге её дочери. Вы же, в конце концов, не собачка на побегушках. Займитесь чем-нибудь другим.
— Но Тимушка…
— Жизнь Лизы никого из вас не касается. Всего доброго.
Он, практически, выставил старушку за дверь и медленно закрыл все замки.
Выбросил торт в мусорку.
Тщательно перемыл все чашки.
Принял горячий душ.
Надел одну из ужасных полосатых пижам Лизы, безнадежно пытаясь уловить её запах.
Свернувшись калачиком на кровати, Тимур снова и снова спрашивал себя: что дальше?
Как сделать так, чтобы эта женщина больше никогда не приближалась к той, кто формально считался её дочерью? Как избавить Лизу от удушающей гнили, отравляющей всю её жизнь?
Баюкая боль в своей груди, Тимур всё пытался просчитать: станет ли Лизе хоть немного легче, если однажды он возьмет нож и убьет Наталью Скамьину?
— Тебе нельзя здесь находиться.
— Иди сюда.
Взяв Лизу за руку, Тимур увлек её на лестничную площадку.
В шесть утра травматологическое отделение еще только просыпалось. Медсестры разносили градусники, в коридорах еще горел по-ночному приглушенный свет, и тишина, нарушаемая лишь негромкими шагами, казалась такой приятной.
Между этажами коридора гуляли сквозняки, Тимур сел на ступеньку, усадил на свои колени Лизу и накрыл её полами своего пальто.
— Почему ты так упрямый, — спросила она одновременно расстроенно и сердито, но её тело само собой так плотно прижалось к Тимуру, что ему стало даже не так уж и больно. Вдыхая в себя запах её волос, уже успевших пропитаться тем особенным, больничным запахом, который всегда и на всех наводит тоску, он зажмурился, наслаждаясь этой близостью.
— Я так рад тебя видеть, — пробормотал он в её плечо, она повернулась к нему, чтобы что-то возразить, и Тимур успел поймать её губы. С какой-то ненормальной радостью узнавания он ощутил её тонкий шрам, погружась в поцелуй, как в желе. Он целовал Лизу с величайшей нежностью, как самый драгоценный дар в своей жизни. Целовал — и не мог остановиться, словно находился в самой конечной точке этого мира, и от края его отделяла только эта женщина на его коленях.
— Что с тобой? — испугалась Лиза, отстраняясь.
Он мотнул головой, приходя в себя.
— Соскучился.
— Ты очень бледный, и у тебя испарина. Тимур, ты заболел?
— Просто не выспался. Я совсем разучился спать один.
— Придется привыкать снова.
— Послушай, — Тимур ухватил её за подбородок, фиксируя перед собой это сложное, знакомое до каждой самой крошечной морщинки лицо, — от твоих разговор про расставание у меня начинает болеть желудок. Меня начинает выворачивать наизнанку каждый раз, когда ты говоришь о том, что уйдешь от меня. Мне… физически плохо от твоих слов.
Она смотрела на него серьезно и внимательно, словно читала сложную книгу по тригонометрии.
— Ты не понимаешь, — в голосе Лизы звучала глухая, привычная безнадежность, — она не даст нам быть вместе.
— К черту всё это, — решил Тимур, — к черту эту женщину и все твое омерзительное прошлое. Ничего этого нет. И не будет.