Тимур помотал головой, не находя сил для ответа. Мир стремительно уменьшался, а Лизы становилось всё больше. Так много, что Тимур даже дышать не мог в её присутствии. Наверное, она убьет его — даже не прикасаясь. Изранит словами, ядом, самой собой.
— Вы можете уйти? — взмолился Тимур, хватаясь рукой за барную стойку.
Рука скользила об мрамор, и плитки полы оказались такими прохладными, что к ним было так приятно прикасаться щекой.
— О, господи, — сказала Лиза, и тьма, наконец, поглотила её.
6
Тимур очнулся от резкого запаха нашатырки.
— Вызвать тебе скорую или сварить супа? — спросила Лиза без всякого выражения.
Её голос был прохладным и чистым, им хотелось умыться, как ледяной водой.
— Дайте попить, — с трудом протолкнул сквозь иссохшее русло гортани слова-камни Тимур, — пожалуйста.
Глотать было больно, как будто битое стекло.
Наверное.
— Это всё нервы, — печально сказала Лиза и неожиданно погладила Тимура по волосам.
Он дернул головой, и это простое движение принесло затылку какую-то неведомую раньше, просто космическую боль.
— Да лежи ты спокойно, не покусаю же я тебя, — рассердилась Лиза. — Слушай, а хочешь я позвоню кому-нибудь? Твоей девушке или сестре?
Тимур отчаянно замотал головой, в затылке что-то взрывалось и обрушивалось. Лиза снова появилась в его расфокусированном островке мира.
— Тогда остаться с тобой придется мне, — скрипучим голосом сообщила она. — Выдержишь?
Тимур согласно прикрыл глаза.
Он не хотел сейчас ни материнской стоической деловитости, ни слез сестрицы, ни мягкой, но полной укоризны заботы Тамы.
Никого, кто бы на полном серьезе переживал за него.
— У тебя что-то болит? — спросила Лиза. Ему надоели её многочисленные вопросы, и он закрыл глаза.
Она принесла ему под голову подушку, укрыла каким-то пледом.
Хорошо, что не стала заставлять его вставать с пола. Здесь, внизу, на твердом прохладном покрытии, было хорошо.
Кажется, Тимур уснул, а проснулся он от того, что кто-то тихонько пинает его босой ногой по бедру.
— Просыпайся, симулянт, — предложила Лиза. — Ужинать пора.
На барной стойке стояла одинокая тарелка, лежала одна вилка и дымилась одна кружка.
Рядом с этой композицией лежал телефон.
— Начнешь опять умирать — позвони кому-нибудь, — посоветовала Лиза. — А я пошла.
Тимур неопределенно помахал ей вслед, заглянул в тарелку и ужаснулся:
— Что это?!
Слишком громко — потому что Лиза, уже почти ушедшая, вернулась из коридора.
— А ты чего ждал? — кротко спросила она. — Куриного супа? Овсяной каши?
— Такого я точно не ждал, — разглядывая ярко-оранжевое содержимое тарелки, пробормотал Тимур.
— Это тыква, — пояснила Лиза, — и немного кабачков. Пюре такое.
— Почему тыква? — обессиленно спросил Тимур, опускаясь на барный стул.
— Попробуй.
Он замотал головой.
— Попробуй, а то я никуда не уйду. И у тебя не хватит силенок выставить меня вон.
Угроза показалась Тимуру такой страшной, что даже непонятное оранжевая кашица померкла на её фоне.
Тыквенное пюре не обладало никаким вкусом. Вообще.
Под пристальным взглядом Лизы, Тимур съел еще пару ложек.
— Вот и молодец, — похвалила его она, — моя мама при токсикозе только таким пюре и спасалась.
От неожиданности Тимур едва не поперхнулся.
— Что общего у меня с токсикозом? — спросил он.
— Ну как же. Весь нервный, от еды тошнит, людей ненавидишь. Ну чисто моя беременная мамочка.
— А в кружке что?
— Минералка без газа, — ядовито сообщила Лиза.
— Спасибо, что не рассол.
Не спрашивая его разрешения, Лиза взгромодилась на стул напротив, серьезно разглядывая Тимура.
— У тебя лоб вспотел, — проинформировала она.
— Я знаю.
— Сходил бы ты к психологу, что ли.
— Не к гинекологу?
— Пищевое расстройство на фоне стресса. Возможно, даже депрессии. Тебе надо есть и гулять. Хочешь, подарю тебе собаку?
— Нет.
— Золотую рыбку?
Тимур неопределенно дернул плечом, разглядывая каменный узор на столешнице.
— Посмотри на меня, — вдруг попросила Лиза.
Это прозвучало почти жалобно, — неожиданные для этой женщины интонации.
— Ты не можешь даже поднять на меня глаз. Мечтаешь, чтобы я провалилась сквозь землю? — голос Лизы окреп. — Нет, дружочек. Ты обещал мне — всего. Я хочу в ресторан.
Поднимая вверх лицо, Тимуру очень хотелось выглядеть особенно циничным.
— Пытаетесь отыграться на мне за моего драгоценного отца? За все те вечера, когда он и носу боялся высунуть из вашей квартиры?
— Конечно, — не моргнув глазом, ответила Лиза. — Я хочу надеть красивое платье и сделать прическу, и каблуки, и чтобы такой прекрасный юноша, как ты, сопровождал меня и ухаживал бы за мной у всех на виду. Глотни минералки, а то тебя сейчас вырвет, — без всякой паузы добавила она, — десять мелких глотков.
Тимур удержался и не выплеснул эту минералку в ненавистное круглое лицо.
Он дробно дышал, пытаясь не дать ненависти разорвать его изнутри.
— Я не отвечаю за его поступки, — о, сколько сил понадобилось для такого обманчиво тихого голоса, когда хотелось кричать, кричать изо всех сил.
— Ну сам-то он ответить за них не может, — без тени насмешки ответила Лиза.
Её шрамы едва пульсировали.
— Вы злитесь на себя…
— О, давай обойдемся без приступа бытового психоанализа, — перебила его Лиза. Она перегнулась через барную стойку, и её горячое дыхание коснулось лица Тимура. — Просто, дружочек, надень свой самый красивый галстук и отведи меня в ресторан.
— Вам не станет от этого легче.
— А кто сказал, что это твое наказание?..
Легко сказать — самый красивый галстук.
Галстуки Тимур ненавидел.
Они все были скучные и для банка.
Для ресторанов у него галстуков не было.
— Мам, давай сходим по магазинам, — предложил Тимур во время обязательного вечернего звонка.
Она удивилась.
— Какие жертвы от моего дикаря-сына. Что на тебя нашло?
— Мне надо купить галстук, — объяснил Тимур.
Мама помолчала.
— Но предложение ты Тамаре делать не собираешься?
— Перестань грезить о новых внуках и найди на меня время.
— Конечно, — кажется, она улыбнулась. — Когда тебе будет удобно.
— Странная мы с тобой команда, Тим, — сказала мама, когда они пили кофе в торговом центре. — Оба просто ненавидим магазины, но заняты шоппингом.
Он пожал плечами, бывает мол. Что поделать, людям иногда необходимы новые вещи.
— Я записалась в кружок хорового пения. Во-первых, говорят, что пение высвобождает душу, а во-вторых, у меня образовалось слишком много свободного времени, — с какой-то неловкостью призналась мама. — Не знаю, чем себя занять.
Конечно. Непризнанный гений и творческая личность требовал к себе бесконечного внимания.
— Ну и как хоровое пение?
— Сначала было странно. Взрослый человек, а поешь. А потом…
Мама осторожно поставила чашку на стол и тщательно стала расправлять смятую салфетку.
— Ты же знаешь меня. Твой папа всегда меня ругал за то, что я сухая, что во мне мало эмоций.
«Ты даже на «Титанике» не плачешь. Ни слезинки, — кричал отец в минуты раздражения. — Да полно! Человек ли ты?»
При воспоминаниях об этом, Тимур ощутил спазм в желудке.
Как ему хотелось тогда вытолкать отца за дверь и не видеть больше никогда в жизни.
— А во время пения со мною что-то происходит, — мама робко, как юная девочка, улыбнулась. Это была светлая и ужасно славная улыбка, и Тимур тоже улыбнулся в ответ.
— Давай купим тебе что-нибудь красивое, — предложил он.
Она прищурилась.
— Желтую юбку, — решила, подумав. — Но у тебя что происходит, Тим?