А ленина дедушка, видимо, любил, тоже всей душой.
Когда, гуляя на бульваре возле заброшенного фонтана, украшенного гипсовыми людьми, я просила показать, кто из них ленин, старики ускоряли шаг и публично обвиняли меня в глупости. Почему глупость? Понятно, что Буратино возле кукольного театра — не ленин, и которые с ним — тоже, и на кладбище его не было, но в этом нельзя быть уверенным, потому как мы никогда не доходили до конца. Топтались возле трех могилок и даже не смотрели по сторонам.
В будке сапожника они оба были. Прикнопленные к стене, украшенные бумажными цветами с уголков. Кто-то велел сапожнику сталина снять, он жаловался, плакал, бил себя в страшную волосатую грудь и обещал отдать за сталина жизнь. Мне стало жалко его, я сказала, что он опоздал, сталин умер, ему уже не нужна сапожникова жизнь.
Он стал спорить, что нет, не умер, вместе с лениным не умер. У меня помутилось в голове, я еще не знала тогда, что ленин всегда живой. От ужаса я стала орать, что они все умерли ОЧЕВИДНО. А загробная жизнь была только в Древней Греции, и то давно.
А дедушка, вместо того чтобы поддержать мои наблюдения, предательски извинился перед сапожником и потащил меня домой.
С тех пор мне разрешали говорить про них только дома.
Когда собирались постлагерные друзья, можно было спрашивать, всех ли сталинов убрали из города? А когда уберут ленинов и кого поставят взамен? Дедушка сказал, что ленинов не уберут никогда. В это трудно было поверить после сталинов, но он верил.
Он так и не знает, что был неправ. Ленинов тоже стали убирать, но не как сталинов, с воровским испугом. Ленинов убирали азартно и весело.
Дедушка также был неправ, что сталинов убрали навсегда: они стали появляться потихоньку, маленькие еще, незаметные, по праздникам, а кое-где уже бронзовые. Опять на некоторое «навсегда».
Ужасы окультуривания
Еще до всякой музыкальной школы, но уже после знакомства с зубным врачом в моей жизни присутствовал регулярный ужас пятничной бани по причине отсутствия горячей воды дома вообще.
Уже само шествие в баню было позорным: большую холщовую сумку с полотенцами, трусами, вонючим банным мылом, страшным, как взрывчатка, и пыточной мочалкой бабушка надевала как рюкзак.
С таким мешком ходил один грубый, всегда пьяный нищий, которого мы все боялись. Поэтому бабушку было ужасно жалко.
А мне надо было тащить маленький тазик, настоящий китайский с яркими красными рыбками по краям. Но в такой день даже они не радуют.
Баня — некрасивое, недоброе учреждение — помещалась возле речки, где старшие мальчишки ловили дохлых крыс, привязывали на палку и носились с ними по двору. Поэтому, уже подходя к бане, надо смотреть под ноги, это насчет крыс.
Банные запахи невыносимы: мокрый горячий воздух, который нельзя вдохнуть, зловонное мыло, одеколон, от которого трещит в носу, но самый страшный запах был дезинфекция. Он был настолько невыносим даже бывалым, что баню в такой день просто закрывали, а потом мальчишки имели урожай дохлых крыс.
Банные речи наполнены страшными пыточными словами: шайка, предбанник, душ, обдать шайку кипятком, мылить и тереть, мозольный оператор, вши, бюстгальтер застегнуть, окатить…
Это все еще как-то можно было пережить. Самое страшное — это смотреть в бане.
Баня наполнена страшными существами, косматыми мокрыми ведьмами, вылезающими из туманного пара, хохоча и взвизгивая.
Спереди у них росли огромные болтающиеся бугры, которые мальчишки во дворе называли «сиськи», а сами женщины горделиво терли их, как приросших младенцев, и называли грУУУди.
А еще на тетках, страшно сказать, росли пучки волос в разных местах. Где же принцессы? Неужели, если снять с них золотые платьица, они тоже такие? Неужели из Белоснежки торчат эти страшные волосяные кочки? И что, я тоже такая буду со временем? Неизбежно?
За что? Нет-нет, я так не хочу!
Но ведь мальчишкой быть тоже не хотелось, худым вихрастым уродом с цыпками, кривыми зубами и, ну сами знаете, позорной висючей пипиской? Ох!
Но нельзя было поддаваться отчаянию, впереди ждали блинчики с вишневым вареньем. Надо было дожить, не погибать же без награды!
Покорно, стараясь не задеть намыленных чудовищ и не уронить тазик с мылом, мы проходили в уголок…
В мытье есть две особо пыточные части: МЫТЬ ГОЛОВУ и ОКАТЫВАТЬСЯ напоследок.
Дедушка бы не допустил такого страшного издевательства, но нельзя было даже просить его пойти вместе с нами. Он предательски ходил в другой день с соседями и вениками.