И стало теплее, и проще, и легче говорить.
- Мэгги, а это зелье…
- Совершенно безопасное, не волнуйся!
- Нет, я не о том. Как оно…
- Добавить в питье. В любое, можно даже в вино. Подействует через час. Я тебе дам несколько склянок, одна склянка – на один…
- Несколько не понадобится.
- Ну… эм… Если вдруг разобьешь или потеряешь.
Кофе крепкий.
Обжигает, пьянит.
И хочется просто откинуться на стуле и не думать, не думать ни о чем.
- Селена… эм… Меня это, конечно, не касается, но… ты уверена, что он… ну, что это необходимо? В смысле, что без этого…
Взгляд не отвела.
И не покраснела на этот раз.
- Ты сама сказала – мужчина не может всю жизнь прожить монахом. А если может – это значит только одно. Верно?
- Ну, да… Да, наверное.
На плите забулькало громче.
- Знаешь, раньше я об этом как-то не думала. Даже когда мы с Аластором поженились. Знала, что очень давно у него была любимая девушка… потом она погибла. Мне казалось, он должен все эти годы оплакивать ее и…
- И жить монахом?
Мэгги засмеялась.
- Ирландцу это уж точно не под силу!
На плите зашипело.
В худеньких пальцах мелькнула палочка.
- Ну вот. Сейчас остудим – и готово. Столетнему старику вроде нашего Дамблдора, конечно, уже не поможет, но молодому… Ох, черт! Прости! Кажется, мне не стоило варить ирландский кофе. Все болтаю и болтаю…
Селена улыбнулась.
- Ну что ты! Я тебе очень признательна. За кофе и болтовню – тоже.
- Может, останешься на ужин? Аластор будет рад.
- Как-нибудь в другой раз.
Из прихожей вдруг заклацали замки.
- Ох, Мерлин…
Загрохотала железная нога.
- Какого дементора?! Это пахнет тем, чем я думаю? Мэг, тролль задери, что еще за…
- Добрый вечер, мистер Грюм.
- О! Утопи меня кельпи! Селена!
- Аластор, мы как раз…
- Что, у твоего зельевара не стоит?
- Аластор!
Худенькие пальцы легли на рукав – Грозный Глаз внезапно умолк.
- Простите, мистер Грюм, мне уже пора возвращаться.
- Я провожу!
- Не забудь про нижний замок.
- Да.
- И про щеколду!
- Да.
Худенькие пальцы сжали руку.
- Извини нас за это…
- Ну перестань! Я тебе так благодарна.
- Да, Селена! Зелье без вкуса и запаха, так что…
- Спасибо, Мэгги.
*
Со звоном отлетела в сторону допитая чашка.
- Ты рехнулась?! Ты на самом деле думаешь, что я...
- Что тебя смущает?
- А тебя, видно, не смущает вообще ничего!
- Ты – мой муж!
- Я пошел на это ради Лили. Ты прекрасно знаешь, что твоя дочь – козырь в рукаве, ради нее я сделаю все.
- Тогда надо идти до конца! Иначе Люциус попытается убить тебя!
- Кто только не пытался убить меня за все эти годы. Пусть становится в очередь – переживу! К тому же ты крайне неразборчива в своих связях... Легла под него, теперь стремишься под меня!
Звук пощечины заставил замолчать обоих. Глаза следят за ее рукой – так и не опустила, смотрит на красное пятно на его щеке.
- Какой же ты мерзавец, Северус! Ты что думаешь, что твоя постель – предел моих мечтаний?! Я – леди Блэк, а вот кто ты?
- Хочешь сказать, что я должен растаять от возможности переспать с леди? Да и леди ли ты? Ты же у нас миссис Снейп. Хотя под лордов ты ложишься охотнее!
- Хватит! – За окном удар грома. – Дамблдор...
- А-а! Наш директор-доброхот придумал все это! Кто же иначе спасет душу бедняжки Малфоя? Кстати, за чью он печется больше – за отца или за сына?
*
В комнате душно: голова тяжелая, а не заснуть. Распахнул окно – свежести бы глоток. Небо зарят молнии, глухо громыхнуло, прокатилось по всему небу.
- Не надо меня пугать! Пуганный...
В ответ новый раскат. Тяжелые капли по одной срывались в нагретую за день пыль дороги. Никто не метет... С реки тянуло стоялой водой. И туман взмахивал крыльями призрачной птицы. Поднимался с реки, разливаясь молочным потоком. Сквозь него дождь шуршал, все ближе и настойчивее.
Чуть отдышался, упал на кровать, закрыл глаза. Капли падают вниз, будто сердце стучит. Не видит, а за окном туман узким языком к окну, подоконник лижет, вплывает в комнату. Путает, клубит сознание, туманит разум.
Пугать? И не собиралась... Только путать...
И сон не мил, и свет не бел. Только маленькая прохладная ладонь по пылающему лбу, по спутанным волосам. Никогда ее ни с кем не перепутает, из миллионов узнает. Но глаза открыть страшно! Наяву-то лишь черный провал окна, дождь и туман.
Вдыхай меня...
Пальчики по щекам скользнули. Вниз, к губам. Поцеловал каждый – наслаждение! Пытка... Веки дрогнули. Не утерпел, распахнул глаза. Оцепенел.
- Лили...
Хрипло, словно в горле песок. Воды не пил неделю, не меньше! Наклонилась – губы крыльями бабочек, мысли путаются. Она утоляет его жажду, хотя нет. Каждое движение, прикосновение тревожат все сильнее, распаляют. Еле слышно выдохнула:
- Да...
До боли схватил ее за плечи. Впервые пожалел, что у него нет магического глаза, как у Грюма. В лицо вглядывался, даже глаза заслезились. А она лишь нежно улыбалась, не шевелилась – изумрудная глубина – он пропал! Волосы по плечам волнами, нет, облаками рыжими – край неба на закате. Платье белое, длинное. Невеста... Тонкое, даже кажется, видно, как сердце бьется. Шнуровка на груди. Внутри горит все сильнее, распирает до боли.
Прохладные ладони легли поверх его рук – маленькие, но настойчивые. Сам не заметил, неловкие пальцы путаются в лентах, узел сам спешит развязаться – крест на крест. Распадается платье, выпуская белые плечи из плена. Лента выскальзывает из петель. И дальше... Под платьем нет ничего. Безумие! Сладость! Только ее нежная шелковая кожа.
- Лили...
- Да...
Туман клубится вокруг кровати. Шум дождя заглушает все мысли. Возвращает его руки себе на грудь. Так хочется сжать, но руки зельевара такие грубые – смутился. Она же быстро-быстро расстегивает рубашку, пальцы умелые, уже не прохладные, наоборот, горячие такие. Обжигают.
Вдыхай меня...
- Лили...
- Ш-ш-ш... Ничего не говори...
И снова то ли жажду утоляет, то ли распаляет... А дождь мысли заглушает. И два тела навстречу друг другу. Так давно ждал! Все ей позволяет, все. Как она хочет, увлекая его на дно безумия. Неясно лишь, отчего она вздрагивает – наслаждение или холод? Кожа мурашками пошла... Только взгляд от изумрудной зелени глаз не отвести. Туман на разгоряченной коже капельками оседает, сияет серебром.
Вдыхай меня...
- Лили... – почти простонал. Так сладко! Вынести невозможно. По коже мурашки. – Тебе холодно?
- Тише...
Туман уже и на простынях, и на подушке. Только глаза сияют. Взмах рукой – окно захлопнул, чтобы сырость прогнать, и дождь, и туман. Чтобы только жар двух тел, стук двух сердец. Глаза в глаза. Туман тает, редеет, стоны его выпивают. И невыносимо уже! И душа улетает...
Вдруг замер. Волна ужаса – оцепенел.
- Селена?!
Рывком сбросил с себя, скатился на пол по мятым простыням. Как был, голый, отскочил к окну, распахнул, жадно глотая ртом воздух.
- Мать твою! Какого лешего ты?!
Туман отступал к реке. Узкие ручейки отступали прочь от дома, собираясь в клубок. Дождь так же стучал по уже покрывшейся лужами дороге. Хоть пыли не видно, съедена ливнем.
- Ты решил бросить мне вызов? Но в нашем браке решаешь не ты! Я-то не хотела давать тебе зелье, ты добровольно пил. Я лишь хотела сделать все для тебя более... приятным.
- Приятным? – В полумраке его кожа казалась серой, лягушачьей – влага от тумана все еще лежала на ней блестящей пленкой. Селену передернуло. – Приятнее было бы снять шлюху! Она, по крайней мере, рылась бы у меня в кошельке, а не в голове.
- Вероятно, ты прав, в кошельке твоем она бы точно рылась. Надо же как-то компенсировать неудобство от пребывания с тобой!
Повернулся к ней. Селена успела натянуть на плечи белое платье, стягивая на груди руками. Лента исчезла где-то под кроватью. Скривился.