- Так нет меня и... Нас – нет! Есть только я. И он – где-то там.
- Но он пришел предупредить тебя...
- А я пришла к тебе. Мне нужно, чтобы кто-то еще знал обо всем. Если вдруг...
Розовый цвет угас.
- Перестань! И думать не смей! И так уже... тошно! Или я лично пойду и расскажу все Малфою. По словам Снейпа, он же, кажется, бросится тебя защищать.
- Пойдешь к Пожирателям?
Они замерли на ступенях. Домовик, завернутый в голубую шелковую ткань, бесшумно распахнул перед ними дверь, раньше, чем рука Селены коснулась дверного молотка в виде головы кельпи.
- И пойду! Кстати, почему мы не трансгрессировали? Вымокли все. И ноги у меня уже гудят.
Шагнули в дом, оставляя за порогом пронизывающий ветер.
- Леди Гвиневра этого не любит.
- И поэтому мы целый час тащились по холоду и грязи? Говорила же, не выношу леди!
Фыркнула.
- В гостиной накрыт чай, миледи, – пискнул домовик в голубом. – Прошу вас. И вашу спутницу.
Глубокий поклон – кончик длинного носа замер в паре сантиметров от пола.
- Мерлин мой, вот бедолага! – Созерцание этого акробатического этюда снова окрасило волосы в алый. – Еще и кланяется!
- Однако исключительно полезен в хозяйстве, – улыбнулась Селена. – Даже Молли о таком мечтает. Хотя с ее спиногрызами...
- Спиногрызами... Селена?!
Рассмеялась.
- Я же говорила, что теперь не леди.
- Не леди? – Спокойный уверенный голос. – Не может быть. Кровь не обманешь, милая моя!
В дверях гостиной застыла леди Гвиневра. Как давно она здесь? Прямая, как и прежде. Вот только волосы совсем... прямо как ее серебристо-серое одеяние. И морщинки лучами разбежались в уголках глаз и на губах.
- Я старею, дитя мое. Как и должно. Наконец-то.
Только сейчас Селена осознала – увиденное поразило ее. Вдохнула и отвела глаза.
- Мне очень нужна помощь. Знания...
- Да?
- Люциус... Он стал обреченным. Темный Лорд...
Недосказанные слова висели между ними.
- Вы все-таки сделали это. Ты и твоя мать... Да смилуется над вами Моргана!
- Что нам теперь делать?
- Ждать, пока он не погибнет. Обреченные редко живут долго. Пару лет... – Огненные волосы, круглые глаза. Селена поднесла палец к губам. – Расколотая душа и безумная страсть редко вместе уживаются.
Не стерпела.
- Но он же будет убивать! Он уже уничтожил целую деревню! – Глаза пылают, как и волосы.
- Мисс...
- Нимфадора Люпин! – Даже имя назвала.
- Вот оно что! Что ж, миссис Люпин, не надо говорить о том, в чем вы не разбираетесь. Если его госпожа не захочет, вряд ли многие пострадают. Хотя кого-нибудь он точно убьет. Порой это сильнее его, сильнее приказа госпожи.
- Селена должна ему приказать?
- Пожалуйста, не надо меня перебивать.
- Дора...
- Молчу!
- Или ты, – леди Гвиневра смотрела прямо в глаза Селене. А может, в душу? – можешь убить свое создание. Облегчить его муки.
- Убить его? – Перед глазами многое... Перламутровые розы на вокзале... Безумно ревнующий Сириус... Признания в любви – каждое за столько лет... Его руки, губы... Глаза... Любовь или морок? Зелье ли? – Убить?! Я?!
- Ты меня слышала, дорогая.
- А что если... я сама погибну?
Зазвенело стекло. Огромное французское окно рухнуло на пол ливнем острых брызг. В комнату ворвался ветер, запах стылой земли.
- Мерлин мой!
- Дора, все в порядке?
- Селена, что случилось?!
Домовик уже суетливо возвращал окно на место. Один миг – он исчез с глухим хлопком. В комнате все еще пахло осенью.
- Если собралась умирать, не оставляй его в живых! Не смей! В своем безумии он будет слишком опасен для всех...
Страх на лице леди Гвиневры – не частый гость. А сейчас она боялась.
- А если вдруг... Неужели нет никаго средства?
- Ну почему же... – Краски постепенно возвращались на лицо хозяйки дома. – Подарите ему воскрешающий камень. Если отыщите.
====== Глава 8. ======
Вечереет, смеркается. Ветер гонит по небу рваные тучи – темные и ледяные, словно тени дементоров. А внизу, холодное и черное, пенится море. Тоже ледяное. И такое бесконечно чужое. Сколько раз его видела? Ох, это ведь впервые, наверное! Только совсем оно и не завораживает – просто остервенело долбит скалу, подбрасывая вверх грязные клоки пены.
Настроение и вовсе не праздничное. Под стать погоде. Зачем было на край света? Можно же и на Гриммо в тоске пыль поглотать. Вдвоем. А еще лучше к миссис Лонгботтом! Она очень звала. От этой мысли щекам стало горячо, даже на ледяном ветру. Там точно было бы лучше!
Мама упрямо шла вперед, не оглядываясь. Что она там видит? Ну, понятно, что надо прочь от моря. И кто будет жить на этой скале? Или будет... Прислушалась к себе, задумалась – что-то же Мэгги рассказывала ей о доме. Точно... Вот только эти мысли она словно растеряла. Это же было когда-то, в другой жизни, совсем другой... Когда они смеялись, шутили, жили. Почему-то на ум пришел баран. Боевой... или сторожевой? Вот ведь – баран!
- Лили, не отставай!
Как у нее говорить получается? Открыла рот, чтобы ответить – ветер тут же кляпом запечатал! Наглоталась только горько-соленого вкуса моря, даже, кажется, ощутила на языке осклизлую чешую морской живности, снующей под толщей холодной темной воды.
- Ох...
- Лили, тут уже немного осталось!
Даже ветер перекрикивает. Как ей удается? Хорошо, что дождь прекратился. В первый момент – от трансгрессии еще тошнило – ледяные струи быстро прояснили голову. Мама лишь рукой махнула. И ливень... стих. Даже удивиться не успела! Хотя, что уж тут, если она грозу вызывать умеет, то ливень успокоить и подавно! Жаль, что против ветра нет средства...
Вдали что-то блеснуло. Так слабо. Показалось? Нет, вроде... Огонек. Или несколько?
- Смотри. Почти пришли, милая...
Что-то не похоже. До этих огоньков еще дойти! Почему же они поближе не трансгрессировали? Куда как лучше было бы!
Ох, а что же она Мэгги скажет? Ведь и не видела ее с тех пор... Надо же что-то сказать... И придумать слова хотела какие-то... Вот только их нет!
Вспомнила, как сама пришла к ней, когда так больно было, хоть вой! Папа умер, мама замуж собралась... И одна мысль была – бежать! Вот и пришла. И мистер Грюм с ней на кухне сидел. Вот, наверное, он тоже не знал, что ей сказать. Но ведь говорил – и каждое слово было правильным, нужным. Как так у него?
Огоньки все ближе. Ближе.
- Лили... – Она уже, оказывается, прилично отстала. Вроде и быстро двигалась, а все равно как на месте стоит. – Лили! Ты идешь?
Обрела голос.
- Там поет кто-то... – Вот только сейчас и поняла, что поет.
- Где?
- Там... – махнула рукой в темноту раскинувшейся пустоши. – Поет. Ты не слышишь?
- Поет? На таком ветру?
Мама замерла, настороженно вглядываясь во мрак. Песни ее пугали! Песни воды... Мама их так называла. Самой до сих пор не доводилось... А мама перед смертью отца все время их слышала.
- Я ничего не слышу. Почудилось тебе...
Значит, не вода это. Да и от моря клятого они ушли вроде. Только вот звучит же...
- Не почудилось! Вот опять поет! Слышишь?
- Нет... – тряхнула головой. Капюшон скользнул вниз, ветер волосы растрепал. Такая прекрасная! Или ужасная... Почти Медуза Горгона. – Пойдем отсюда. Верно, ши шалят!
- Под Рождество?
- Все сейчас перепуталось. Даже воздух звенит от напряжения – все чего-то ждут. Великого перелома... – Странно, мама заговорила ну прямо как профессор Дамблдор. Непривычно было в начале года без его речи. – Все ведут себя не так...
- Ты это про себя?
Спросила и испугалась! Не надо было!
Мамины глаза...
- И про себя тоже. Давай уже пойдем!
- Я тоже веду себя не так?
- Ты пытаешься понять...
И снова против ветра. К огонькам. А из пустоши вслед песня. Звучит. Наполняет...
- Всё поют? – мама обернулась на тропинке, ведущей с холма вниз. – Ты их слышишь?
- Уже нет! – соврала. Не трудно, оказывается. Совсем. – Я про себя пою папину песню.