- А то что, Блэк?
- Я тебя... – Сириуса уже трясло от гнева.
- Прошу, договаривай, – поощрил его Малфой, обводя глазами собравшуюся вокруг них толпу. – Ты мне угрожаешь при стольких свидетелях. Видно, и впрямь на свидание к дементорам торопишься.
- Тебя бы туда отправить, Пожиратель хренов!
- Еще и оскорбления...
- Только вот на этот раз он правду сказал, дери его горгулья! Уж не думал, что скажу такое, но ваше черное племя я больше Блэка не выношу, – хрипло произнес Хэмиш, оттесняя Блэка от Малфоя. – Таким даже в Азкабане делать нечего! Доставай палочку, змееныш, будь мужчиной!
- Двое на одного, к тому же безоружного, – продолжал невозмутимо улыбаться Малфой. – После того, как Министерство издало распоряжение о прекращении конфликтов между... сторонами.
В этот момент Мэгги сделала несколько робких шагов к мужчинам, ее голос дрожал.
- Дедушка...
- Вот именно, дитя мое, – промурлыкал Люциус, – дедушка. Который, по всей видимости, хочет отправиться в Азкабан и оставить тебя круглой сироткой.
Он протянул руку, чтобы погладить девочку по голове, но Хэмиш ткнул в него палочкой, как до этого делал Сириус.
- Не смей своими грязными лапами касаться моей внучки!
В притворном испуге Малфой чуть приподнял обе руки и с преувеличенным вниманием изучил холеные узкие пальцы, украшенные фамильным перстнем.
- Грязные? Ты мои руки со своими перепутал, шотландский пастух?
Казалось, еще минута и заклятие сорвется с губ пожилого волшебника. Малфой пристально наблюдал за ним с издевательской улыбкой.
- Ничего вы мне не сделаете, вам ведь есть, что терять, что-то самое дорогое, – на этот раз в его голосе слышалась угроза, наигранной мягкости не было и в помине. Затем он развернулся к Сириусу: – И помни, Блэк, я постоянно наблюдаю за тобой. Один неосторожный шаг, и ты вернешься туда, где тебе самое место. А я, наконец, получу то, что мне так желанно! А теперь... Доброго дня, джентльмены.
Он склонился в шутливом полупоклоне и пошел прочь. Толпа расступалась, освобождая ему дорогу.
Блэк и Хэмиш, будто нехотя, убрали палочки. Сириус обвел глазами собравшихся вокруг них зевак. Встречаться с разгоряченным лордом Блэком, похоже, никому не хотелось, и все возвращались к брошенным занятиям. Хэмиш же положил свою большую веснушчатую руку на голову внучке, приглаживая волосы. Девочка доверчиво прижалась к дедушке.
- А вы до сих пор боец хоть куда, мистер МакКиннон, – примирительно сказал Сириус.
Хэмиш насмешливо поглядел на него.
- Не подлизывайся, Блэк!
- Я...
- Конечно, вы, сраные английские аристократы, считаете, что шотландские пастухи ни на что не годны!
- Вовсе нет... Я никогда... – смутился Сириус. – Возможно, мы могли бы попытаться уладить наши разногласия...
- Разногласия? – невесело улыбнулся Хэмиш. – Жизни моих невесток и сыновей — это ты называешь разногласиями? Я тебе, как и этому ублюдку Малфою, скажу: я с тобой спина к спине встану только против Пожирателей! А так – мы с тобой не друзья. Идем, Мэгги!
Она обернулась, в последний раз улыбнувшись Сириусу улыбкой Марлин.
- До свиданья, мистер Блэк!
====== Глава 12. ======
Леди Селеста так настойчиво в каждом письме приглашала дочь навестить родительский дом, что в конце концов Селена решила воспользоваться тем, что Сириус уже вторую неделю скучал в Хогсмиде и мог остаться с Лили. Брать ее с собой к матери она совершенно не хотела. Все в ней восставало против этого! Сириус выразил свое глубокое неудовольствие по поводу предстоящего визита, но, чувствуя себя виноватым, не решился устроить бурную сцену, чему Селена была несказанно рада. К тому же Дамблдор часто отлучался из Хогвартса на слушания в Министерство и предлагал сопроводить ее в Лондон.
Поездка радовала Селену: ей хотелось уехать и вернуться, сознавая, что муж будет ждать ее дома. И, зная, как он не любит ее родственников, она была уверена, что ждать он ее будет с нетерпением. Это окрыляло! Ведь каждый день она со страхом ждала, что он объявит ей за завтраком или за ужином, что вновь собирается куда-то... В своих опасениях она была не одинока: Снейп, который заходил повидать крестницу во время недолгих ежевечерних прогулок Сириуса до «Трех метел» и обратно, постоянно насмешливо интересовался:
- Неужели Блэк еще здесь? Странно, его тяга к подвигам ослабла? Или он наконец-то смирился...
Под обвиняющим взглядом Селены он замолкал и шел играть с девочкой. Общение с Лили превращало его в другого человека — нежного, трепетного, заботливого... Он не просто потакал всем желаниям малышки, но и рассказывал ей обо всем на свете, будто пытался вложить как можно больше знаний в детскую головку.
И, хотя мужа не радовали визиты Северуса, Селена и мысли не могла допустить, чтобы их прекратить. Он ведь уже стал частью жизни девочки, и ей казалось, что дочь будет переживать, если крестный перестанет к ней приходить.
*
В доме матери было непривычно тихо. Селена не была здесь уже очень давно, с тех самых пор, как мать отправила ее пожить к кузине. Но казалось, что в богатом убранстве особняка совершенно ничего не изменилось. Разве что на лестнице появился портрет ее старшего брата, Максимуса, самой сильной материнской привязанности, если такая вообще могла существовать. К остальным детям леди Селеста выказывала скорее вежливое безразличие, но мальчики, по крайней мере, были истинными Мунроками — выпускники Слизерина, все как один примкнувшие к Темному Лорду! Дочь же стала истинным разочарованием — сначала Гриффиндор, потом роман с отступником, предателем рода. Леди Селеста считала, что в дочери проявилась «гнилая кровь Блэков», с чем была категорически не согласна ее бабка, Гертруда Мунрок, урожденная Блэк. Леди Гертруда всегда видела в рождении внучки некий знак свыше, она-то и дала ей имя луны, повелительницы вод.
Селена медленно поднималась по лестнице. Брат презрительно взирал на нее с портрета, его взгляд был так же холоден, как и взгляд их матери. Как же леди Селеста пережила его смерть? Она слышала, что мать два дня не выходила из комнаты, оплакивая свою потерю. Неужели она все-таки умела плакать? Кто теперь стал для нее утешением — Абракас, Орион, Гораций?
Девушка шла по галерее к материнским комнатам. Она все больше удивлялась тому, что мать не встречает ее. Сколько она себя помнила, леди Селеста всегда выходила дочери навстречу, будто оценивая ее, а затем прижимала ее к себе, отстранено заключая на краткий миг в жесткие объятия. Максимальным проявлением эмоций считалось холодное прикосновение холеной руки к щеке дочери или еще более ледяной поцелуй.
Селена толкнула дверь, ведущую в малую гостиную, и с ужасом осознала, почему мать не вышла встретить ее. Теперь она понимала, почему та так настаивала на визите дочери. Напротив леди Селесты, расположившейся в кресле с поистине королевским достоинством, сидел Люциус Малфой. После их краткого столкновения в доме Блэков он был последним человеком, кого девушка хотела бы увидеть.
Леди Селеста поднялась с кресла и картинным жестом взяла руки дочери в свои, запечатлев у нее на щеке поцелуй скорее потому, что в этом, по ее мнению, заключалась роль хорошей матери, чем потому, что хотела вложить в него какие-то чувства. Скользнув взглядом по растерянному лицу дочери, она удовлетворенно кивнула каким-то собственным мыслям, а затем подтолкнула Селену к Малфою, который поднялся поприветствовать ее.
- Смелее, дорогая, я думаю, ты захочешь поблагодарить своего спасителя.
- Спасителя?..
Селена попыталась встретиться глазами с матерью, но в этот момент почувствовала, как ее похолодевшая ладонь оказалась в горячих руках Люциуса. И его поцелуй, в отличие от материнского, не был игрой.
- Ты дрожишь? – Казалось, он нарочно поддразнивает ее. – Я думал, что теперь-то окончательно доказал, что тебе не стоит меня бояться. Я никому не позволю причинить тебе зло, никогда не оставлю тебя и... твою дочь.