– Решай быстрее. Завтра этот чертов курган должен быть далеко позади нас.
В окно раздался возглас:
– Воздух!
– Неужели к нам? – воскликнул майор и подбежал к окну.
Громов неторопливо свернул карту и положил в планшет.
– Похоже, что к нам, – повернулся майор. – Давайте, товарищ полковник, в щель.
Громов вышел на крыльцо и посмотрел вверх. Летели шесть «юнкерсов», тяжело гудя моторами. Над хутором, где размещался штаб бригады, они стали снижаться. «К нам», – решил полковник, но не спешил прыгать в щель. Глядя на него, не прыгал и начальник штаба.
Но бомбардировщики не успели сбросить бомбы. На них налетела неизвестно откуда взявшаяся тройка наших истребителей. Завязался воздушный бой. Строй немецких самолетов поломался. Летчики сбросили бомбы куда попало. Они рвались далеко за хутором.
Громов повернулся к Фоменко:
– Видал? Кто-то еще думает о нас. Не одиноки мы в этих богом забытых плавнях.
Майор вытер на лбу проступивший пот и трясущимися руками принялся крутить цигарку.
– Немцам известно, где находится наш штаб, – заключил он. – Такой вывод напрашивается из этого визита.
– Видимо, так, – согласился командир бригады. – И что вы предлагаете? Выбрать новое место? Где? Кругом плавни. Землянки рыть невозможно. Выкопали щели на случай бомбежки. Неглубокие, а на дне вода. Подскажи, где укрыться?
Фоменко передернул плечами.
– Сплошная морока в этих плавнях. Можно бы палатки раскинуть на островках. Но нет палаток, да и демаскировать будут. Ничего придумать не могу, товарищ полковник.
Воздушный бой длился недолго. Один бомбардировщик упал в плавни, другой, оставляя за собой длинный шлейф дыма и вихляя крыльями, совсем низко полетел на свою сторону. Остальные развернулись и, отстреливаясь от наседавших истребителей, спешили покинуть поле боя.
Когда гул самолетов затих, из щели вылез выпачканный грязью капитан Игнатюк. Увидев полковника, он смутился, пробормотал:
– В щели вода. Придется переодеваться.
– Придется, – сощурился в усмешке Громов. – И умыться не мешает.
Игнатюк хмуро посмотрел на майора, который саркастически улыбался. Сказал:
– Не смешно, товарищ майор. Приличной щели саперы не могут сделать.
Он подошел к Громову и, преодолевая смущение, сказал:
– Разрешите, товарищ полковник, через час зайти к вам с докладом?
– По поводу щели?
– Нет. Более важное дело.
– А с начальником штаба это дело нельзя утрясти?
– Я должен доложить только вам.
– Что ж, приходите. Только не через час, а через три.
– Есть.
Козырнув, Игнатюк повернулся и пошел вдоль улицы. Громов смотрел ему вслед, покусывая ус. Не любил он этого капитана. Странный человек. У него все на подозрении. Такой родной матери не поверит.
Рота разведчиков разместилась в двух саманных сараях, неизвестно кем и для чего сделанных среди густых и высоких зарослей камыша. Третий месяц ротой командовал лейтенант Крошка. Он выписался из госпиталя вместе с Семененко и Гридневым. Не заезжая в отдел кадров, куда получили направление из госпиталя, они приехали в Геленджик, разузнали, где находится бригада, и заявились к полковнику Громову. А полковник ценил тех офицеров и матросов, которые, минуя все препоны, добивались возвращения в родную бригаду. Крошку он назначил командиром роты.
Сегодня утром в роте объявился Трофим Логунов. Из госпиталя его направили в запасной полк. Там он пробыл с полмесяца, а потом узнал, где находится бригада, и сбежал, не имея на руках никаких документов. Сильно рисковал. Если бы задержали, не миновать ему военного трибунала. Он понимал это и добирался до бригады тайком. В штаб не пошел, а сразу направился в роту.
Первым, кого он увидел, был Гриднев. Парторг сидел на ящике и читал газету. В руке у него был пучок камыша, которым он отчаянно отмахивался от комаров. Длинные усы парторга топорщились, словно в борьбе с комарами они участвовали тоже.
– Батя Артем! – радостно закричал Логунов и подбежал к нему, радуясь встрече.
Гриднев вскинул глаза, удивленно ахнул, отбросил камыш и обнял Логунова.
– Глянь-ка на него! Трофим! Живой, чертушка! Вот уж не чаял встретиться.
Пелена застлала глаза Логунова. Не выпуская из объятий Гриднева, он выдохнул:
– Вот я и дома…
Гриднев усадил его на ящик, вынул кисет с махоркой. Логунов протянул руку к кисету:
– Ты читаешь мои мысли. Только хотел попросить у тебя закурить.
Пока он скручивал цигарку, Гриднев внимательно осмотрел его.
– Здорово ты сдал, – заметил он и добавил: – В роте подправишься. Были бы кости…
– Почти неделю на подножном корму, – невесело усмехнулся Логунов. – Хорошо, что в госпитале заштопали основательно.
– Так ты удрал?
Логунов не ответил, закурил. После нескольких затяжек, видимо не желая отвечать на вопрос, сказал:
– Между прочим, батя, недобрым словом вспоминал тебя, когда лежал в госпитале.
– Почему?-удивился Гриднев.
– Из-за Глушецкого. В госпитале встретился с его мамашей. Преждевременно ввели старушку в горе.
– Промашка вышла, верно, – подтвердил Гриднев. – Но сам посуди, ведь противотанковая граната…
– А из-за этой промашки жена Глушецкого в обмороке лежала, ребенок умер у нее. На фронт ушла. А могло все иначе быть.
– Могло, – согласился Гриднев. – Мы, как узнали, извинение написали. А сейчас Глушецкий из госпиталя выписался и домой поехал. Отпуск ему дали.
– Опять к нам придет? – обрадовался Логунов. – Вот было бы здорово. Кстати, кто его замещает?
– Крошка.
– Ну и как он?
Гриднев передернул плечами, словно осуждая нового командира за что-то, но на словах отозвался о нем хорошо.
– Боевой и о нас заботливый. В том сарае отсыпается, ночью лазил по переднему краю. Ты доложи ему о своем возвращении.
– Что-то он скажет, – вздохнул Логунов и признался: – У меня ведь ни направления, ни аттестата. Дезертир, одним словом.
– Непутевая твоя голова, – ругнулся Гриднев. – Поймали бы, не миновать штрафной роты.
– А я не боюсь. Все едино где воевать.
– Как сказать, – возразил Гриднев. – Ну, раз дело сделано, не выдадим.
– В запасной полк надо бы написать.
– И это сделаем.
Из сарая вышел заспанный Семененко. Он посмотрел сначала на небо, потом с кислой физиономией уставился на камыши. Левую бровь у него пересекал свежий шрам, которого Логунов еще не видел.
Заметив Логунова, командир взвода моргнул, протер глаза, будто не верил, и лишь после того гаркнул:
– Га, еще один возвернулся! Ну, давай лапу!
Он сгреб его, прижал к себе так крепко, что Логунов крякнул. Потом отпустил и спросил:
– Когда объявился?
– Час назад.
– Снидал?
– Нет еще.
– Шо? Гриднев, перестань его балачками забавлять. Накормить, зачислить в мой взвод, выдать автомат, кинжал. Да одеть нормально. А то, бачишь, какой у него вид! Срамота!
– Будет сделано, – заверил Гриднев.
Семененко принялся чесать шею, ругаясь:
– Сказились эти кубанские комары! Як вампиры. Все тело зудит. Занесло нас в трясину, чтоб ей… Тут отродясь, наверно, ни один путный человек не бывал.
Вразвалку он пошел к берегу, скинул гимнастерку и тельняшку, с шумом стал плескаться, ворча: «И вода тут как парное молоко. Нема в ней свежести».
– Пошли к Безмасу, – кивнул Гриднев Логунову.
Час спустя Семененко построил свой взвод.
– А ты чего? Особого приглашения ждешь? Становись! – крикнул Семененко Логунову, который стоял в стороне.
Логунов еще не представлялся командиру роты, успел только позавтракать и получить у старшины гимнастерку и тельняшку. Глядя на выстроившихся разведчиков, он с горечью подумал: «Почти ни одного старичка, все новые. Сколько друзей осталось на Малой земле».
После того как Логунов стал в строй, Семененко прошелся дважды перед разведчиками, окидывая взглядом каждого с ног до головы.
– Слухайте, шо я скажу, – остановился он, широко расставив ноги. – Бачите у меня белый подворотничок на гимнастерке? Почему не бачу у вас? А ну, кто скажет, что у меня времени свободного больше? Так вот мой приказ: с сегодняшнего дня шоб каждый имел опрятный вид. Не я выдумал. Устав требует. Мы первыми будем появляться в освобожденных станицах, селах и хуторах. В каком виде должны мы появиться перед советскими людьми, освобожденными от фашистского рабства? Шоб глянули на нас, веселых, добротно одетых, и подумали: «Гарни хлопцы! Такие будут гнать фашистов до Берлина».