Семененко буркнул:
– Не мешай думку думать.
– Скажи пожалуйста, – протянул Гриднев, покачав головой. – О смерти думает, как необстрелянный салага. Сейчас ты, Павло, вроде старого корабля, у которого все механизмы разболтались. Сдается мне, что вместо тебя надо другого человека подобрать. Ты морально не подготовлен.
Несколько мгновений Семененко оторопело смотрел на него, потом его лицо покраснело от гнева, он ухватил Гриднева за ворот гимнастерки и крикнул:
– Шо? Шо ты сказал? Ты посмел говорить такие слова мне?
– Страви несколько атмосфер, – спокойно произнес Гриднев. – Будь ласков, остынь.
Семененко отпустил его, вскочил.
– Как ты смел сказать такое! Я салага? Понимаешь ли ты, Артем, что сказал? Не ожидал.
– Остынь, говорю, – повысил голос Гриднев. – Сядь, послушай, что скажу.
Семененко, глянув на него исподлобья, сделал несколько шагов и неожиданно рассмеялся.
– Ой, парторг, завел ты меня с полоборота. – Он сел рядом и обнял Гриднева за плечи.
Гриднев усмехнулся в усы.
– В нашей МТС, помню, был такой случай…
– Знаю, батя, – перебил его Семененко. – Был такой психоватый, вроде меня, агроном. И однажды…
– Откуда знаешь?
– Да ты же рассказывал.
– Все может быть, – согласился Гриднев. – Ты вот о мертвом якоре задумался. Не одобряю такие мысли. Смерть-то придет, когда ее не ждешь. Чего же о ней думать? Коммунист ты. А это что значит? Это значит быть всегда готовым ко всему и к смерти во имя победы. Что толку в том, что тебя ухлопают на кургане? Курган-то останется у немцев. Значит, твоя задача выполнить приказ. Кого надумал напарником взять?
– Мабуть, Логунова. Он в минном деле мастак.
– А может, кого другого? Логунов не окреп еще. Ты говорил с ним?
– Нет еще, но знаю, что согласится. Злости в нем против гитлеровцев накопилось – через край, разрядка хлопцу потребна. Лучшего напарника не найти.
– Тебе виднее, конечно. Мое сердце тоже лежит к Трофиму.
Семененко собрал свой взвод и стал объяснять задачу.
– Весь взвод отойдет от кургана в сторону метров на двести и откроет по нему огонь. Я и Логунов поползем прямо в лоб. Логунов будет разминировать проход, на кромке минного поля останется, а я поползу дальше. – Семененко помолчал, собираясь с мыслями, и уже тише сказал: – Колы меня убьют и я не успею взорвать дзоты, тогда будет действовать Логунов. Ясна ваша задача? Колы ясна, выбирайтесь на исходный рубеж. А мы пошли.
Крошка обнял обоих разведчиков.
– Ни пуха…
Семененко и Логунов отошли на десяток шагов, повернулись и помахали руками взводу. В ответ раздалось:
– Удачи!
– Счастливого плавания!
Через каких-нибудь десять минут в роту приехал на мотоцикле капитан Игнатюк. Подозвав Крошку, он сказал, что есть серьезный разговор. Крошка торопился на наблюдательный пункт командира бригады, чтобы следить за действиями Семененко и его взвода. Поэтому ответил Игнатюку, что в его распоряжении несколько минут.
– Уложимся, – заверил Игнатюк, сверля Крошку колючими глазами.
– Выкладывайте, – сказал Крошка, засовывая в карманы гранаты.
Морща нос, словно принюхиваясь, Игнатюк оглянулся по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии лишних ушей, приблизился к Крошке и, понизив голос, внушительно заговорил:
– В вашей роте объявился матрос Логунов. Вы его приняли, хотя документов у него нет. Кто вам дал право зачислять его в роту?
Крошка удивленно вскинул глаза.
– Ничего не вижу в этом предосудительного. Логунова мы знаем почти год, он был у нас в разведке на Малой земле. Лежал в госпитале. Естественно, его потянуло в родную бригаду. Я ведь тоже когда-то миновал отдел кадров.
– Черт знает какое легкомыслие! – проворчал Игнатюк. – Разведчик ведь, должен понимать…
– Вы пришли мне мораль читать? – нахмурился Крошка, Давайте-ка в другой раз. Я же сказал, что тороплюсь.
– Так вот слушайте, лейтенант. – Игнатюк для внушительности старался растягивать слова. – Этого Логунова надо взять под наблюдение. В разведку не посылать. Вам известно, что он был в плену?
– Известно… Он сбежал.
– Это он говорит. А может быть, его переправили к нам с определенным заданием.
– Ну, знаете ли…
– Не нукайте, а проявляйте бдительность. Враг хитер и коварен. Где он сейчас?
– Логунов пошел вместе с Семененко выполнять боевую задачу.
– Как! Ему такое доверие? Вернуть, вернуть немедленно!
– Поздно, товарищ капитан. – Крошка чувствовал, что его лицо покрывается пятнами и все внутри дрожит. Стараясь сохранить спокойствие, он спросил: – От чьего имени вы действуете?
– Этот вопрос будет согласован с командиром бригады.
– Будет… Через несколько минут я сам встречусь с ним. Обойдусь без посредников.
– Вы будете отвечать.
– А кто же? Конечно, я. У вас, товарищ капитан, мама есть?
– Есть. А что?
– Так вот – идите вы к вашей маме.
– Что такое? – Игнатюк подошел к Крошке вплотную и, глядя снизу вверх, зловеще процедил: – Я припомню это тебе, лейтенант.
– А иди ты еще раз! – подражая его интонациям, сказал Крошка.
Отойдя с десяток шагов, Крошка оглянулся. Игнатюк стоял, широко расставив ноги, и смотрел ему вслед. В его глазах было столько злости, что Крошка невольно вобрал голову в плечи и далее поежился.
«Накляузничает, как пить дать», – решил Крошка.
К кургану ползли издалека. Перед минным полем остановились перевести дух и прислушаться.
Кругом квакали лягушки, гудели тучи комаров.
Семененко подполз к кусту перекати-поля, навел бинокль на курган. Перед курганом местность была чистая, камыш сожжен. Как преодолеть эти пятнадцать метров? Ползти? Заметят. Сделать рывок? Не успеешь, пристрелят. В бинокль видны оба дзота. В каждом две амбразуры, из которых торчат крупнокалиберные пулеметы. Между дзотами расстояние не более пятнадцати метров. Семененко знал, что дзоты соединены между собой траншеей. От левого дзота идет траншея в тыл, где находится минометная батарея.
«Семь братьев»… Почему такое название у кургана?» – подумал Семененко.
Слева началась стрельба из автоматов. Семененко посмотрел туда. Это его взвод отвлекает внимание противника на себя. Послышались крики: «Полундра!»
Из дзотов быстро отозвались пулеметы.
Семененко повернулся к Логунову:
– Пора, Трофим. Лезь вперед, да гляди внимательней, не то взлетим к чертовой матери.
– Нет расчету взлетать, все равно до рая не добросит, – отозвался Логунов и пополз.
Он полз тихо, ощупывая рукой землю перед собой. Мины были натяжного и нажимного действия, обнаружить их в густой траве нелегко. Обезвредив одну мину, Логунов вытирал рукавом пот, облегченно вздыхал и начинал опять шарить.
Семененко полз за ним метрах в двух, не сводя глаз с ближайшего дзота. Ему отчетливо были видны вздрагивающие от выстрелов стволы пулеметов, направленных в ту сторону, где находился его взвод.
Логунов дополз до проволочного заграждения и остановился. Заграждения были не на кольях, а спиралями. В траве они мало заметны.
Повернувшись к Семененко, матрос заметил:
– Тут придется подольше задержаться. Под проволокой могут быть мины и фугасы.
– Посмотри сначала, нет ли на проволоке сигнализации.
Следя за тем, как Логунов резал ножницами проволоку, Семененко подумал: «Рановато, пожалуй, взвод открыл огонь. Мы тут можем задержаться, да и передохнуть бы».
По его лицу струйками катился пот. Гимнастерка также была мокрая от пота. Они проползли с полкилометра в маскировочных плащ-накидках, закрывавших голову по самые глаза. Под плащ-накидками было душно, как в парной. Карманы разведчиков набиты гранатами – противотанковыми и Ф-1 (моряки называли их «фенями»), запалы в них уже вложены. Поэтому ползти нужно особенно осторожно, чтобы не произошел нечаянный взрыв.
Логунов сделал проход в проволочном заграждении, ощупал землю. Мин тут не было. Он отполз назад к Семененко и, тяжело дыша, доложил:
– Проход сделан, мин нет. Ползем дальше?
– Трохи обожди, отдышись.
Логунов сунул саперные ножницы за голенище и прижался к земле. Вот сейчас он почувствовал страшную усталость и с горечью подумал: «Эх, Трофим, Трофим, нет в тебе прежней силы…»