Немигающими глазами смотрел Семененко на курган, до которого осталось каких-нибудь семьдесят метров. Вокруг кургана было черно от сожженной травы. Тут на голой земле маскироваться невозможно. Как же преодолеть это пространство, чтобы успеть сунуть в амбразуру гранату? Семененко страшно захотелось закурить, а в ногах он ощутил неимоверную тяжесть, словно к ним привязали гири.
Тряхнув головой, Семененко кивнул Логунову:
– Ползем.
Миновав проволочное заграждение, Логунов остановился и прошипел:
– Замри, Павло. Кажись, лягушку нащупал.
Это была не та зеленая лягушка-квакушка, которых видимо-невидимо в плавнях. Это была зловещая лягушка. Из земли торчат три усика. Наступишь на них – и вверх подпрыгивает, как лягушка, начиненная шрапнелью мина. Она разрывается на метровой высоте и поражает все кругом. Обезвреживать эти прыгающие мины надо умело. Но Логунов был знаком с ними еще на Малой земле. Он прополз вперед шага на три и опять остановился. Еще одна прыгающая мина.
Обезвредив ее, пополз дальше. Теперь полз без задержки. До кургана было совсем близко. Приостановившись, повернулся к Семененко:
– Минное поле кончилось. Разреши ползти с тобой.
– Лежи, не двигаясь, потом видно будет.
Теперь Семененко пополз один. Логунов замер на месте, напружинив все мускулы, готовый броситься вперед по первому сигналу главстаршины.
В это время на наблюдательном пункте командира бригады лейтенант Крошка не отрывался от стереотрубы. Полковник Громов тоже наблюдал.
– Хорошо маскируются, – вслух выражал он свое одобрение.
Здесь же находились командир артиллерийского дивизиона и начальник оперативного отдела бригады. Они ждали сигнала полковника. У орудий и минометов ждали сигнала артиллеристы, чтобы открыть огонь по намеченным целям. В камышах лежали штурмовые группы, ожидающие сигнала к штурму.
Замысел полковника был такой. Если Семененко заставит замолчать хотя бы один дзот, то артиллерия откроет огонь по целям, расположенным по ту сторону кургана, а штурмовые группы рванутся на курган и закрепятся там. А если Семененко не сможет выполнить задачу, то артиллерия открывает огонь по кургану, некоторые орудия выкатываются на прямую наводку против амбразуры. После артиллерийского обстрела штурмовые группы перейдут в атаку. Правда, такие атаки не принесли успеха ни вчера, ни позавчера. Гитлеровцы хорошо прикрывали подступ к кургану артиллерийским и минометным огнем из глубины. Полковник вызывал штурмовую авиацию, чтобы подавить вражеские батареи, но штурмовиков ему не дали, они были заняты на других участках. Не исключено, что штурм кургана и на этот раз не принесет успеха. Но что делать?
Громов мял свою бороду, бросая сердитые взгляды на окружающих его офицеров. Все молчали, зная, что сейчас полковник не в духе и лучше не заговаривать с ним. В такую минуту на НП появился капитан Игнатюк. Он подошел к полковнику и обеспокоенным тоном сказал:
– Товарищ полковник, есть срочное и важное донесение.
– Ну, – буркнул полковник.
– Знаете, кто пошел с Семененко? Матрос Логунов, который был в плену и только сегодня объявился в роте без всяких документов. Логунов у меня на подозрении. Боюсь, что он подведет Семененко.
Громов подозвал Крошку:
– Кто такой Логунов? Это не тот рябой матрос, который был на Малой земле?
– Тот самый. Семененко сам его выбрал в напарники.
– Он был в плену?
– Был, сбежал.
– Это Логунов так говорит, – заметил Игнатюк. – А на самом деле могло быть иначе.
– Интуиция вам подсказывает? – усмехнулся полковник.
– Да, и интуиция, – убежденно заявил Игнатюк, – нужна проверка. А тут его посылают на такое ответственное задание. Считаю, что командир роты показал свою близорукость.
Полковник хмуро глянул на Игнатюка и спросил:
– Задание ответственное, это вы правильно заметили, капитан. Но оно связано с риском для жизни. Вы пошли бы на такое задание?
– Если прикажут – пойду.
– А если добровольно?
Капитан на какое-то время замялся.
– Вот что, капитан, – сказал Громов. – Поговорим в другой раз. Крошка, наблюдай.
Игнатюк козырнул, повернулся и пошел, бросив колючий взгляд на Крошку. Лейтенант вопросительно посмотрел на полковника.
– Наблюдай, говорю! – рявкнул полковник.
…Вот и кончились трава и кустарники, где можно маскироваться. Впереди голая, почерневшая от выжженной травы земля. До ближайшей амбразуры еще шагов двадцать. Как проскочить эту самую страшную зону без риска быть прошитым пулеметной очередью? Семененко весь напрягся, сжимая в руке «феню». Сейчас надо сделать рывок – и он окажется в непростреливаемой зоне. Но какая-то необоримая сила прижимала его к земле, не давая возможности подняться. И в этот момент гитлеровцы увидели разведчика, из ближайшей амбразуры по нему открыли пулеметный огонь. Но пулеметчик взял немного выше, и пули пролетели над головой Семененко.
Теперь выжидать нечего. Была не была! Семененко скинул плащ-накидку и, не поднимаясь, швырнул гранату. Она разорвалась около амбразуры. На какое-то мгновение вражеский пулемет замолчал, укутанный дымом и пылью. Семененко вскочил, как на пружинах, и бросился сначала налево, потом вперед.
Он влетел на бруствер траншеи и спрыгнул в нее. В голове пронеслась мысль: «А в амбразуру я не сунул гранату». Отцепив от пояса противотанковую гранату, он повернул налево и стал пробираться по траншее к дверям дзота, и вдруг кто-то ухватил его за ногу. Это был немецкий офицер, лежавший в «лисьей норе», вырытой в стене траншеи. Он одной рукой ухватил разведчика за ногу, а другой доставал из кобуры пистолет. Семененко отдернул ногу и ударил его в лицо носком сапога. Офицер опрокинулся. Семененко не стал его добивать, не было на это времени. Несколькими прыжками он достиг дверей дзота, распахнул их и метнул туда гранату, а сам упал. Взрывной волной вышибло дверь. Семененко вскочил и вбежал в дзот. Там было темно от дыма и пыли. Дав несколько коротких очередей, он схватил пулемет, выволок его наружу и перебросил через бруствер траншеи.
Один дзот уничтожен, но остался второй. Азарт боя разгорячил моряка. Инстинкт самосохранения, действовавший в начале схватки, исчез, одна мысль завладела всем его существом – крушить, убивать, уничтожать. Он бросился по траншее ко второму дзоту. Опять на пути встретился тот офицер, который хватал его за ногу. В руке у него был пистолет, сам он ничего не видел, его окровавленное лицо распухло, глаза закрыты. Офицер что-то кричал. Семененко выстрелил в него из автомата.
Траншея была сделана зигзагом. Боевой опыт подсказал, как надо действовать в такого типа окопах. Он бросал за поворот гранату, потом давал короткую очередь из автомата и подбегал к следующему повороту. Еще один поворот – и можно бросать гранату в дзот. Но тут на него налетел высокий немец. Увесистый удар кулака в висок оглушил немца, и он прислонился к стенке траншеи. Стрелять было неудобно, Семененко выхватил финку и вонзил ее в живот немца. Тот скорчился. Семененко перепрыгнул через него.
Во втором дзоте не было дверей. Семененко подбежал к входу, отстегнул последнюю противотанковую гранату и швырнул ее внутрь дзота. Разгоряченный боем, он не сообразил сразу упасть, взрывная волна сбила и оглушила его.
Логунов подбежал к нему и взял под руки. Семененко резко вскочил, взмахнул финкой.
– Стой! Это я! – отшатнулся Логунов, пугаясь дикого выражения глаз Семененко.
Несколько мгновений Семененко смотрел на него, не понимая, кто перед ним. Когда понял, лицо его исказилось, на нем появилась не то улыбка, не то гримаса.
– Тю на тебя! Откуда взялся? Трохи не прирезал.
Он шагнул ему навстречу, и вдруг перед глазами поплыли круги, к горлу подступила тошнота. Прислонившись к стенке траншеи, прохрипел:
– Дай воды…
Логунов хотел пойти в дзот, рассчитывая найти там флягу. Но тут раздались крики, и он увидел, как на курган бежали вражеские солдаты со второй линии траншей. Тут уж не до фляги.
– Фрицы, Павло! – крикнул он и стал стрелять из автомата.
Превозмогая разлившуюся по всему телу слабость, Семененко высунулся из траншеи. Он увидел не только гитлеровцев, но и бежавших к кургану морских пехотинцев. Взобравшись на бруствер, Семененко встал во весь рост, призывно замахал рукой, крича: