Обнаружив на дороге убитых солдат, гитлеровцы на рассвете пустили по следу моряков овчарок. За овчарками двинулся большой отряд гестаповцев.
Первым проснулся, заслышав лай собак, матрос Левашов, тот самый, который чуть не подрался с Иванцовым.
– Немцы! – крикнул он.
Все вскочили и схватились за оружие. На поляну выскочили две овчарки. Увидев моряков, они остановились и оскалили зубы. Левашов дал по ним очередь из автомата. Одна собака упала, другая, визжа, бросилась обратно.
– Отходите, лейтенант, – крикнул Левашов Глушецкому, – я их задержу.
Глушецкий быстро оценил обстановку. Да, кто-то должен остаться, чтобы задержать врагов. Но тот, кто останется, пожертвует жизнью ради товарищей. Неужели Левашов, грубоватый и обозленный на все матрос, способен на это?
Но раздумывать над этим было некогда.
– За мной! – крикнул Глушецкий и перепрыгнул через ручей.
Левашов лег за камень.
Глушецкий и его товарищи услышали позади себя перестрелку и взрывы гранат. Затем вдруг все стихло. Глушецкий невольно замедлил шаг. «Прощай, боевой матрос Левашов».
Опасаясь погони, лейтенант поторапливал группу. Люди карабкались по крутым склонам, продирались сквозь колючий кустарник и уходили все дальше и дальше от ручья.
К вечеру поднялись на высоту, откуда было видно море. Оглядев местность, Глушецкий догадался, что они находятся неподалеку от Байдарских ворот. Идти ночью по горам он не рискнул и решил остановиться тут на ночлег. После лазанья по скалам одежда у всех истрепалась. У Тани на коленях брюк висели лохмотья и просвечивалось тело. Она сидела, прислонившись спиной к дереву, и прикрывала одно колено ладонью, а другое вещевым мешком. Лицо ее еще больше осунулось, но глаза смотрели увереннее. Она медленно жевала полученную на ужин галету, запивая глотками воды.
– Как же мы будем искать партизан? – спросила она.
Глушецкий пожал плечами.
– Кто их знает, где они находятся. Пойдем горами на Ялту. Заберемся на Ай-Петри. Может, и встретим.
– А если не встретим?
– Создадим свой, – решительно заявил Кондратюк.
– Не так-то это просто, Федя, – заметил Гучков.
Матросы Груздев и Пухов переглянулись. Пухов сказал:
– В населенный пункт зайти надо и там у кого-нибудь переодеться в гражданскую одежду.
– Да, да, – поддакнул Груздев. – И еды там разживемся.
Видимо, они об этом уже переговорили между собой и пришли к единодушному мнению. Глушецкому показалось дельным их предложение. Он только сегодня днем хорошо узнал этих двух неприметных на вид матросов. Вели они себя спокойно, помогали Тане влезать на скалы, по дороге успели нарвать полные карманы дикой вишни.
– Как смотришь, Гучков, на такое дело? – спросил Глушецкий.
– Не знаю, что и сказать, товарищ лейтенант, – проговорил Гучков. – Я предложил устроить засаду, а оно, видите, как вышло. Собак пустили по нашим следам. В населенном пункте мы рискуем напороться на гитлеровцев. Не лучше ли будет побродить по горам и встретить партизан?
– А если не встретим? – опять спросила Таня.
Гучков не ответил.
После некоторого раздумья Глушецкий сказал:
– На войне не без риска. Утром пойдем к Балаклаве. Там дождемся вечера – и кто-нибудь из нас заявится в один из домов. Возражений нет?
Все согласились с предложением лейтенанта. Глушецкий вынул из кармана часы и подал Гучкову.
– Будешь часовым. Меняться через час. Если невмоготу, лучше разбудить товарища, который должен тебя сменить.
Гучков вынул из вещевого мешка плащ-палатку и протянул Тане:
– Укройся, ночью свежо будет. – Когда она взяла ее, смущенно спросил: – Не сердишься за то, что ночью наговорил тебе?
– Сейчас – нет.
– Не сердись. Это – старое средство. Разъяри человека – смотришь, у него сила появится. Не по злобе говорил…
Таня усмехнулась:
– Оригинальный способ…
– Как умел. Я ведь человек неученый, рядовой матрос, обыкновенный шахтер. Курсов не проходил. Одно я заметил – как обожгешь человека ядреным словом, то славно действует. Ты, однако, не сердись.
– А я и не сержусь.
Таня сняла сапоги с усталых ног, положила под голову вещевой мешок, в котором были гранаты, патроны и шерстяная юбка, и завернулась в плащ-палатку.
Утром, когда еще было сумеречно, моряки двинулись в путь. Шоссейная дорога оказалась совсем близко. Перебежав ее, Глушецкий и его товарищи вскоре увидели населенный пункт Байдары. Залегли метрах в пятистах от ближайшего дома и стали наблюдать. Солнце уже взошло, а люди не показывались. Только из крайнего, крытого черепицей дома, отгороженного от остальных домов большим садом, кто-то выглянул в окно и быстро задернул его занавеской.
– Сдается мне, товарищ лейтенант, – сказал Гучков, – что немцев тут нет. Очень уж спокойно на улицах. Так гитлеры себя ведут редко. Или над людьми измываются, или курам и свиньям покоя не дают.
– Похоже, что так, – согласился Глушецкий.
– Разрешите сходить в тот дом, откуда человек выглядывал. А то невмоготу ждать целый день с голодным желудком.
Несколько минут Глушецкий раздумывал. Риск велик, но и терять целый день не хотелось.
– Рискнем, – сказал он. – Пойду я, со мной Груздев и Пухов.
– И меня бы прихватили, – вставил Гучков.
– Вы втроем будете прикрывать нас в случае, если придется поспешно отходить.
Глушецкий взял у Гучкова пилотку и надел на забинтованную голову, а Гучкову отдал свою флотскую фуражку.
Таня приготовила винтовку. Слева от нее легли Гучков и Кондратюк с автоматами.
– Хотя бы куревом разжились, – проговорил Кондратюк, – а то уши пухнуть начали.
Гучков шикнул на него:
– Не отвлекайся.
Прошло полчаса. По-прежнему кругом было тихо. Таня не сводила взгляда с дома. И вот наконец около крыльца появился Пухов. Он постучал в дверь и, когда ее открыли, исчез в доме. Через минуту он показался вновь и призывно махнул рукой. У крыльца появились Глушецкий и Груздев. Все трое вошли в дом.
Солнце поднялось уже высоко, стало жарко. Таня расстегнула воротник гимнастерки и облизнула сухие губы. Ей захотелось пить, но воды не было.
«Почему они так долго находятся там? Прошло уже двадцать минут», – встревоженно подумала она.
И вдруг Таня увидела нескольких человек в немецкой форме, перебегающих от дерева к дереву. Они были уже рядом с домом.
– Гучков, видите? – не поворачивая головы, спросила Таня.
– Вижу. Узнали, видать, гады.
– Что делать? Как предупредить?
– Стреляй.
Таня прицелилась в подкравшегося к углу дома фашиста и выстрелила. Тот рухнул, остальные шарахнулись за деревья. В доме тоже кто-то выстрелил, и из дверей выскочили Глушецкий, Груздев и Пухов. Они побежали к камням, заросшим кустарником. Немцы открыли огонь. Бежавший последним Пухов упал, раскинув руки. Глушецкий и Груздев успели забежать за камни и залечь. Немцы бросились было им вдогонку, но Таня подстрелила еще двоих. Фашисты опять скрылись за деревья.
– Черт, далековато, из автомата не достанешь, – услышала она Гучкова.
Пухов так и не поднялся. Немцы не показывались из-за деревьев, и Таня перестала стрелять. Не стрелял и противник. В наступившей тишине был слышен треск цикад. Таня увидела, как из-за камня выполз Груздев и, энергично работая локтями, пополз к Пухову. Немцы почему-то не стреляли по нему. Груздев повернул товарища лицом вверх, вытащил из-под него автомат, потом взял из карманов документы. Таня поняла, что Пухов мертв.
Через некоторое время прибежали Глушецкий и Груздев.
– Надо уходить, – сказал Глушецкий. – Немцев здесь с десяток, не более, но есть отряд полицаев, одетых в немецкую форму. Это они напали на нас. Хотя полицаи и трусливее немцев, но опаснее. Они знают местность.
Глушецкий повел отряд к морю. Гучков спросил:
– Почему мы идем не в горы?
– Полицаев надо обмануть. Они будут думать, что мы пойдем в горы, а мы обойдем Байдары и спустимся к морю правее мыса Сарыч. Там такие же скалы, как у Херсонеса. Переждем до вечера, а там видно будет.