— Поэтому ты так раскричался, — проницательно усмехнулся Долгов.
— С ума сходят люди! — умудрённо проговорил Маслёкин. — Вместо того чтобы джинсы себе приличные раздобыть — исчезают куда-то, а тут волнуйся за них!
— Ты-то волнуешься?! — закричал я. — Да тебе хоть... луна с неба исчезнет — ты не почешешься! Ведь тебе ничего не нужно, кроме кассетника? А что такое электрон, знаешь?!
— Знаю, ясное дело! — зевнул Маслёкин.
— Никто этого не знает. Никто, ясно тебе?
— И... Игнатий Михайлович? — потрясённо проговорил Маслёкин.
— И он не знает, представь себе!.. А что такое бесконечность?
— Это... новая дискотека такая? — проговорил Маслёкин.
— Дискотека! — проговорил я. — Бесконечность... это то, на чём самые великие люди... головы ломали! Ведь должна же Вселенная кончаться где-то?
— Должна, — согласился Маслёкин.
— Но за этим концом, за этой стенкой... что?
— Не знаю...
— Вот именно! Если б ты знал, то давно уже президентом Академии бы стал! Ну... видимо, за стенкой этой ещё что-то?
— Видимо, — кивнул Маслёкин.
— А за этим «чем-то» что-то ещё?
Маслёкин кивнул.
— Ну и как же всё это кончается? — проговорил я. — Не думал?
Маслёкин медленно покачал головой.
— Так что, — проговорил вдруг он. — Гага... в бесконечность, что ли, ушёл?
Все оцепенели вокруг. Правильно говорят: «Устами младенца глаголет истина».
Раздался звонок.
— ...А где Смирнов? — оглядывая класс, спросил Игнатий Михайлович.
— Он отсутствует! — опередив дежурного, вскочил я. — Он, наверное, заболел! Можно мне навестить его?
— Что... прямо сейчас? — Игнатий Михайлович изумлённо посмотрел на меня, и мой вид его, вероятно, напугал. — А что с ним?
— Он в бесконечность упал! — пробасил Маслёкин, пытаясь всех рассмешить или хотя бы поднять настроение.
— Он дома сейчас? — спросил Игнатий Михайлович.
— Да, — сказал я, всей душой надеясь, что это именно так.
— Ну иди, — сказал Игнатий Михайлович.
Я выскочил из класса. На широкой мраморной лестнице чуть было не столкнулся с директором — он испуганно отстранился и посмотрел на меня с удивлением.
«Рухнула моя школьная карьера!» — мелькнула мысль.
Я вбежал в наш двор, глянул на стекло тёмной комнаты (оно красиво отражало белое облачко), поднялся по Гагиной лестнице, походил, остывая, по площадке... если всё в порядке — тьфу-тьфу! — нечего своим видом сеять панику!
Осторожно позвонил. Раздалось бряканье замков — и по лицу Гагиного отца я сразу понял, что худшие предположения подтверждаются.
— Нет? — сразу спросил отец и тут же махнул рукой: — Ну ясное дело.
Мы вошли в их комнату. Мать, подняв голову, поздоровалась со мной.
— Ты в школу заходил? — спросила мать.
Я кивнул.
— Да ты соображай хоть, что спрашиваешь! — закричал Гагин отец. — Ведь крюк-то не поднят на двери, как он мог в школу уйти, если крюк на двери не поднят? Может, и не впускала ты его вчера вечером?
— Да что я, ненормальная, что ли? — закричала Гагина мать. — Спала уже, услышала звонок, пошла, подняла крюк, впустила его. И снова крюк опустила.
«Что они говорят? — подумал я. — У них сын пропал, а они повторяют — крюк, крюк!»
— Так значит... он в квартире где-то сейчас? — подсказал я.
Мать вздрогнула. Отец гневно отмахнулся рукой.
— Где в квартире-то? Скажи лучше, что не впускала его вчера, не удосужился появиться твой сынок! А теперь выгораживаешь его, а зачем? — Отец в основном нападал на мать, я как-то оказывался тут ни при чём.
— Да впускала я его!
— Прекрати! — Отец грохнул по столу.
«Да-а... понимаю теперь, почему Гага так в тёмную комнату стремился!» — подумал я.
— Вот вы говорите «крюк», — осенило вдруг меня. — А как же сосед ваш, кочегар, к себе попадал, когда поздно приходил?
— А это уж не наше дело! — ответила мать. — Мы закрывали дверь на крюк и ложились спать! Как он там попадал — не наше дело.
— Так, выходит, ещё какой-то вход в вашу квартиру имеется?
Отец и мать Гаги испуганно застыли.
Чувствовалось, мысль о том, что как-то можно пробраться в их квартиру, их пугала гораздо сильнее, чем исчезновение сына.
— Так где ж ход-то? — засуетилась мать. — В его комнате, что ли?
— Ну да! — сказал отец. — Видно, из кочегарки есть ход, прямо в комнату его. Мы-то спокойно думали себе, что он в кочегарке ночует каждый раз, а он преспокойно к себе в комнату пробирался!