Рядом с гастрономом было красивое кафе, на двери его висела табличка: «Закрыто», но трое парней в брезентовых робах спокойно открыли резную деревянную дверь, вошли внутрь. Кафе было красивое: столы из резного, обожжённого дерева, полы из камня, светильники из хрусталя. Один из парней подошёл к выключателю, стал включать и выключать лампы.
— Не, ничего вроде светильнички подобрали! — удовлетворённо сказал один из них.
— Вы прямо как хозяева тут! — заглядывая к ним, проговорил я.
— А как же ты думал, сами и строили! — ответил парень.
Мне это тоже понравилось.
«Может, когда-нибудь, — подумал я, — я тоже выстрою такое кафе и буду в любое время спокойно, по-хозяйски в него заходить, смотреть: всё ли в порядке и не надо ли чего?»
Я снова вышел на площадь. Мальчика всё-таки выставили из витрины и мама теперь шутливо его шлёпала. Хлопки гулко отдавались в отрогах гор. Мальчик улыбался.
Я пересёк площадь, подтянувшись за поручень, заглянул в автобус, все ещё стоящий возле управления, небрежно спросил у сидящих в нём строителей:
— На плотину?
— На какой участок тебе?
— Мне... на саму плотину.
— А, ну доедешь... почти. А кого тебе там?
— Аркадия Михайловича.
— A-а, ну он там. Третьи сутки не вылезает. Найдёшь.
Автобус наполнялся людьми в спецовках.
— Ну чего, Гала, всё кимаришь? — обратился парень в поцарапанной каске, с какими-то цепями на поясе к сидящей рядом девушке, которая непрерывно зевала.
— Ага! — она захлопнула рот, улыбнулась. — Никак всё не перестроюсь: ночью не спится, днём сплю, всё никак организм не перестроится!
— Ну, так шесть часов разницы с Ленинградом! — почему-то обрадованно проговорил парень. — Там все ещё и спят сейчас, как и ты. Я, помню, как прилетел сюда, тоже месяца два на ходу спал.
Я глянул на его часы: полдевятого утра. У нас, значит, сейчас полтретьего ночи. Вот это да! А я уже тут гуляю вовсю, в шести тысячах километрах от дома! Восторг охватил меня.
— Скоро поедем-то? — нетерпеливо проговорил я.
— Во шустрый какой! — улыбнулась девушка.
В стеклянной кабинке появился шофёр.
— Ну все, что ли? — обернувшись, спросил он.
— Все, все! — бодро ответил ему парень. — Даже и самозванцы есть! — Он весело мне подмигнул.
— Самозванцы — это хорошо! — задумчиво проговорил шофёр и включил двигатель. Автобус затрясся.
Мы объехали управление, поехали среди сосен, потом дорога вынырнула из леса к реке. Все снова стали тесниться в автобусе в сторону берега. Но теперь я уже вместе со всеми смотрел туда же, куда и они. Широкая коричневая вода стремительно неслась рядом с колёсами. Казалось, что даже автобусу приходится с трудом преодолевать это встречное мощное движение, хотя вроде бы в действительности вода колёс не касалась.
И все в автобусе замолчали и как-то словно бы напряглись, словно бы тоже мысленно помогая автобусу преодолевать встречное движение.
Рядом с нами по реке мчалась моторка, стараясь не отставать; потом у неё, наверное, выключился мотор, и её за секунду течение отнесло назад, превратило в еле видную точку в страшной дали.
За широкой полосой реки поднималась отвесная каменная стена, та, в двадцать раз выше двенадцатиэтажки, которую я видел ещё с площади.
Я поискал на ней тот флажок, который заметил раньше, но не нашёл: наверное, мы отъехали далеко, хотя стена продолжала оставаться точно такой же.
Потом по воде стали стремительно проноситься навстречу нам огромные мыльные шапки пены.
— Это с порогов пена? — с видом знатока спросил я.
— Почему с порогов? — удивился парень. — Через плотину прошла, там и взмылилась!
Всё чаще стали встречаться упавшие в воду деревья с изогнутыми в одну сторону кронами.
Потом мы проехали под повисшим высоко в небе, от скалы к скале, железнодорожным мостом. И открылась плотина.
Ещё увидев её впервые, мельком, я удивился, что видна она как бы не в фокусе. Мы молча приближались. Да, точно, плотина была закрыта от нас словно бы пеленой дыма!
— Что там, дым, что ли? — небрежно кивнув, боясь прослыть профаном, вызвать смех, проговорил я.
— Где дым? Этого только не хватало! — Сосед, вытянувшись, поглядел туда. — A-а. То не дым, то вода!