Умно, умно! Одобряю!
Плотина словно бы закрывала спиной ту жизнь, которая шла внизу, — подъезжали машины, сварщики заканчивали сваривать оборудование, на дне пропасти готовились к приёму этой бешеной, истосковавшейся по движению воды.
Я сидел, оглядывая панораму, открывающуюся передо мной. За плотиной река текла дальше, хотя только небольшая её часть пропускалась сквозь специальные щели вниз; однако и с этой стороны она казалась широкой и мощной, поднимала огромные сверкающие столбы водяной пыли, в которых иногда можно заметить радугу.
Эти водяные столбы время от времени разбивались порывами ветра, и до моего разгорячённого лица долетали ледяные брызги.
Дальше, на узких площадках, выбитых в скалах на берегу, стояли казавшиеся крохотными отсюда строения: бетонный завод, от которого шли к плотине машины с бетоном; высокий стеклянный цех «Гидромонтажа» (его я узнал); дальше стояли в четыре ряда длинные железнодорожные платформы, нагруженные щебнем, механизмами, брёвнами. И закрывалась вся эта картина ажурным железнодорожным мостом, висящим над водой, и высокими снежными вершинами, переходящими в облака.
Я долго смотрел на это: такой величественной картины я, наверное, в своей жизни ещё не видал.
Потом вдруг стало темно, я быстро посмотрел вверх: тяжёлая железная бадья с номером «2» пролетела над моей головой, чуть раскачиваясь, пошла к самому низкому участку. Спотыкаясь, я тоже побежал туда, может быть, моя помощь пригодится в такой-то напряжённый момент?
Вода, поднимаясь от ветра высокими волнами, перехлёстывала через деревянные щиты; строители, стоящие там, уже с ног до головы были мокрые.
Я подбежал к ним как раз в тот момент, когда они, изловив летящую бадью, открыли в ней затвор и серый жидкий бетон, шурша гравием, высыпался на широкую светлую лужу, которая занимала уже почти всю площадку, отражала небо, рябилась порывами ветра, — и вот под горою бетона эта лужа исчезла.
— Вот так вот! Только мокрое место осталось! — сказал один строитель другому.
Вода острыми фонтанчиками прыскала через щели в деревянных щитах.
— Смотрите — вода! — закричал я, показывая туда.
Один из строителей пошёл туда, сняв рукавицу, поймал горсть этой злой, остро, с напором бьющей воды, поднёс ко рту, отхлебнул:
— Да нет! Пиво это! — проговорил строитель, и все остальные захохотали.
Меня тоже вдруг охватило веселье! Вот это люди!
Вода в любую минуту может прорваться сюда, затопить, потащить — и это будет пострашнее, чем наводнение в Ленинграде, — а они спокойно и даже вроде неторопливо работают да ещё зубоскалят! Потрясающие ребята!
На площадку, раскачиваясь, влетела следующая бадья — все бросились к ней, подвели к стенке, откуда хлестал фонтанчик, и засыпали этот фонтанчик горой бетона.
— Вот так вот! — весело проговорил небритый бетонщик. — Фонтаны пускай в Петергофе бьют или где-нибудь ещё, а нам в данную минуту они ни к чему!
«Быстрее, быстрее надо!» — подумал я.
— Не успеваем! — проговорил пожилой. — Петухова надо сюда!
— А кто будет стропить бадьи? — спросил бородатый.
— А мы вот парнишку туда пошлём! Соображаешь чего-нибудь в нашем деле?
— Соображаю! — ответил я.
— Стропить сможешь?
— Смотря что, — проговорил я, разволновавшись.
— Ну как что? — проговорил пожилой. — Бадьи! Видишь, машины бетон нам подвозят по эстакаде? Так вот, подманиваешь БелАЗ — машины эти так называются, самые мощные сейчас, — подманиваешь этот БелАЗ к бадье, которая свободная сейчас на эстакаде лежит, БелАЗ ссыпает в неё бетон, ты цепляешь бадью крюком с крана и сигналишь крановщику: «Вира! Поднимай! Вот так!» — Он показал поднятыми руками сигнал. — А Петухову скажи, чтобы мчался сюда. Скажи, без него тут вода быстрее поднимается, чем бетон. Ну, понял свою задачу? Иди воюй! — Он снял с себя поцарапанную каску, надел мне. — Петухова видишь?
Я кивнул. Красная каска Петухова казалась отсюда головкою булавки, воткнутой в эстакаду.
Я сначала медленно, держась за перила, потом всё быстрее пошёл по дребезжащим железным лесенкам, гармошкой спускающимся вниз. Я всё старался вспомнить, где я мог, и вовсе не так уж давно, тоже спускаться по таким вот брякающим железным лесенкам, переходящим одну в другую. И вспомнил: недавно с папой мы поднимались на Исаакиевский собор и потом опускались с него по таким же железным лесенкам, — иногда они шли внутри здания, иногда вдоль стены, на открытом воздухе, и тогда тоже было видно далеко, но не так далеко, как сейчас.