Мы развели костёр из сушняка и сидели кружком, грелись; от огромного количества воды, хлынувшей с ледников, температура упала, наверное, до нуля, — ощущение было такое, будто вот-вот повалится снег, хотя на календаре был июнь.
Потом мы услышали далёкий треск. Сначала мы думали, что это идёт к нам моторка, но потом треск раздался сверху — над нами косо пролетал вертолёт. Он пролетел мимо, вернулся, неподвижно завис над нами и медленно начал снижение. Ветром с нас сдуло шапки.
Винт вертолёта прекратил вращаться, из кабины к нам выпрыгнули двое.
— Кто такие? — закричал один нам.
— Археологи,— ответил начальник.
— Ведь предупреждали же, что вода поднимается — растаяли ледники. И по радио говорили, и так! — сказал вертолётчик.
— Именно поэтому мы и здесь, — сказал начальник. — Нужно было снять наскальное изображение до подъёма воды.
— Ну ясно! — проворчал водитель. — Всем обязательно надо было сюда. Вон вас таких — целый вертолёт. К сожалению, нагрузились под завязку, двоих только можем взять в этот рейс.
Тимур вдруг бросился к своей лошади, отвязал тюк с каменным рисунком.
— Вот это возьмите обязательно! — попросил он. — Ради этого мы и ехали сюда!
— И пацана заберите! — глянув на меня, проворчал Сергеич. — Он не виноват, что в эту переделку угодил!
— А как же вы? А? Лошади как же? — спросил я.
— Ладно, всех унесём — и людей, и лошадей! — сказал вертолётчик. — Если до темноты не вернёмся, поддерживайте костёр.
— Ясно! — сказал начальник.
— Ну давай, быстро! — сказал мне вертолётчик.
— Может, на морского разыграем, кому лететь? — вспомнил я про школьную игру. Каждый выбрасывал по сколько-то пальцев, складывали сумму, и на кого выпадал счёт, тот выходил.
— Некогда тут в игры играть! — сказал начальник. — Каждая минута, потерянная по твоей милости, наши шансы уменьшает. Так что, прошу тебя!
— Ну ладно! — неуверенно махнув на прощанье ладошкой, я вскарабкался в вертолёт.
— Рисунок придерживай! — крикнул Тимур.
— Иди сразу же к Димке, скажи, я скоро буду! — крикнул начальник.
Вертолёт поднялся резко, словно подпрыгнул. И сразу же стало видно, как мал этот островок среди бушующего моря тёмной воды.
— Ничего! Сейчас вернёмся! — подбодрил меня второй вертолётчик.
Море простиралось от горизонта до горизонта, редкие островки маячили в нём.
Потом оно стало сужаться, и наконец я увидел плотину. Она казалась — и была! — такой маленькой по сравнению с громадой воды.
С высоты она походила на пробочку, которой заткнули огромную наклонённую бутыль, и непонятно было, как это пробочка ещё не выскакивает.
Вертолёт высадил меня вместе с другими промокшими пассажирами на площади и сразу же взлетел, словно растворился.
Когда я с рисунком под мышкой вошёл в комнату, Димка ещё спал.
4. СКВОЗЬ ВОДОПАД
Ночью я несколько раз просыпался от того, что дул сильный ветер и дребезжали стёкла. Потом послышался какой-то отдалённый звон: где-то выбило стекло ветром.
Я посмотрел на окно в комнате, вышел на кухню — там стёкла были целы, хотя мелко дрожали от ветра и были исполосованы крест-накрест струями воды.
Каково сейчас на плотине? А на необитаемом острове, где, наверное, ещё остались археологи или хотя бы кто-то из них?
Я выглянул на лестницу: так и есть, стекло выбило на площадке. Верхняя часть стекла вылетела и разбилась вдребезги о площадку, нижняя часть ещё как-то держалась в пазу, пружиня под ветром, вот-вот готовясь упасть. Я осторожно вытащил остаток из паза, прислонил к стене: может, хоть эта половина не разобьётся? Холодные мелкие брызги намочили лицо и волосы.
Дрожа от холода, я зажёг на кухне газ, поставил чайник. Синий, упругий цветок газа подбодрил меня, согрел. Скоро чайник выпустил белую струю.
Я налил стакан, открыл белый шкафчик, достал оттуда бублик, откусанный в середине, — видно, кто-то из пусконаладчиков, а может быть, дядя Кадя, успел откусить один раз и после этого убежал. Я выпил два стакана, доел бублик.
Картина на плотине не изменилась: так же высоко поднимались фонтаны воды, так же медленно — почему же так медленно? — поворачивались длинные руки кранов, подавая наверх бетон, останавливая им наступающую воду.