„Высота, действительно, была такая, что от глядящих снизу невольно ускользают детали. Главное в том, что я не шёл по проводам, а ехал. Если можно так выразиться — на воздушном велосипеде. Когда расстояние между опорами невелико, тогда применяется старый, испытанный способ пешего передвижения. Провода высоковольтных линий обычно сгруппированы по три: по одному идёшь, ставя ногу чуть-чуть наискосок, а за два других держишься как за поручни. Но на длинных пролётах воздушный велосипед незаменим. Вместо колёс у него три ролика. К одному идёт цепная передача. У велосипеда один недостаток: нет тормозов. Поэтому с правобережной горки меня спускали на верёвке, а дальше уж я сам крутил педали.
Катался я, конечно, не ради развлечения: ставил распорки между проводами, чтобы их не перехлестнуло между собой. Всего у меня вышло три рейса от берега к берегу. В первый раз я покрыл дистанцию за три с половиной часа, во второй — уже за три, а последний «велопробег» совершил за два с половиной часа.
Как видите, смелость появляется не сразу. Помню, когда я только поднялся наверх, четыре года назад, я сразу же в поручни вцепился, и никакими силами было пальцев не отжать. А вокруг девушки проходят — и хоть бы что. Потом двинулся по сантиметру в час. Мне едва тогда хватило одного дня, чтобы осилить единственный пролёт, который я сейчас могу пробежать за несколько секунд.
А вообще, мы тянули линию передачи до ГЭС два года. За два года прошли сто пятьдесят километров. Не очень много, но по болотам, по которым мы шли, сильно не разгонишься. Топь там такая была, что болотные тракторы со специальными широкими гусеницами и те проваливались. Сверху корни срослись, а под ними — болото. Дорог нет, селения остались за горизонтом, и жили мы отшельниками в походных вагончиках посреди болот.
Потом начались предгорья Саян, начали подниматься — и новое препятствие: валуны в рост человека, преграждающие путь любой технике. Её, замершую в неподвижности, заменяли наши руки.
День начинался рано. Вячеслав Аполлонович Кузнецов, наш бригадир, поднимался не позже шести утра и устраивал нам побудку. Умывались, спешно завтракали, прыгали в вездеход и торопились к рассвету попасть на дальние участки. А там уже — наперегонки со временем. И, как всегда неожиданно, выросла перед глазами последняя опора, которая недавно ещё просматривалась только в бинокль.
Бинокль, полевая рация да надёжный пояс: что ещё монтажнику нужно? Трудно сказать, куда уведут нас следующие маршруты. Но, глядя с высоты на нашу ГЭС, мы видим, что к ней, как к перекрестию прицела, стягиваются ещё десятки таких же линий, как наша ЛЭП-пятьсот”».
...Я зачитался, увлёкся. И вдруг меня смела какая-то плотная, стремительная толпа: все вдруг устремились по коридору к центральному залу, — я, как пробка из бутылки, вылетел на простор. Но хотя в зале оказалось много народу — все теснились по стенкам, оставляя середину для торжественной церемонии.
Вдруг открылась деревянная дверь в стене, из неё стали выходить люди, которых раньше в зале не было, — они ждали за этими дверями.
— Это кто? — пронёсся по залу шёпот. — Министр?
— Нет, вот тот министр, в очках. А это — Марчук.
— Тот, знаменитый?
— Какой ещё?
— А это кто? — спросил я соседа, притиснувшегося ко мне.
— Ты что, с Луны, что ли, свалился? — удивлённо глянул на меня парень. — Это ж Кузьминский, начальник строительства. Его тут все знают. Мы Кузьмичом его зовём.
— Понятно, — сказал я.
Кузьминский разговаривал с министром, вежливо улыбался, но сосредоточенно думал о чём-то своём.
И вдруг со звоном у их ног откинулся железный люк — оттуда выглянул дядя Кадя в берете.
Кузьминский впился в него взглядом. Дядя Кадя кивнул и скрылся в люке.
Кузьминский, вежливо улыбаясь и поддерживая министра под локоть, подвёл его к невысокому железному шкафчику на краю зала. Из шкафчика торчало железное колесо, похожее на штурвал. У этого штурвала, нервно переминаясь, стояли двое: длинноволосый парень и худая девушка с косой. Через плечо у них были повязаны широкие красные ленты. Кузьминский познакомил министра с ними; он, улыбаясь, пожал им руки.
Потом девушка, парень и министр положили свои руки на железный штурвал.