— Ну, неплохо бы, вообще, заглянуть в эту комнату, — Гага говорит. — Но вход, видимо, в неё замурован. Когда, с какой целью и что в этой комнате замуровано, вот на какие вопросы хотелось бы получить ответы. — Гага говорит.— Проникнуть через стену в эту комнату вряд ли удастся, вряд ли твоя преподобная бабуся позволит стену в вашей комнате проломить!
— Бабушка? — обрадовался я. — Она позволит! Пойдём, честно ей всё расскажем, она разрешит!
— Да нет, — Гага говорит. — Не стоит лишних людей в нашу тайну посвящать. Думаю, самим удастся разобраться. Завтра Первое мая, все почти на демонстрацию уйдут, и мы спокойно с тобой в комнату эту проникнем.
— Но как?
— Думаю, на крыше за трубу верёвку привяжем и один из нас по этой верёвке до окна спустится.
— Ты это называешь «спокойно»?
— А что? По-моему, мы уже спускались на верёвке с высоты, по-моему, дело проверенное!
— Ну, там хоть не видно было, какая высота, а тут ясно, грохнешься, всё переломаешь!
— Пожалуйста, — Гага говорит, — я спущусь, ты будешь на крыше находиться, за верёвкой следить.
«Нет уж, — думаю, — это не пройдёт: не позволю я ему таким надменным быть!»
— Ну почему же, — говорю, — можем жребий вытянуть, кому спускаться!
— Ну хорошо, — Гага говорит, — завтра в девять часов я зайду за тобой, с верёвкой.
Вернулся я поздно уже, лёг спать. Но всю ночь не мог заснуть.
«Надо же! Думал, что никаких больше тайн нет во всей вселенной, а оказалось, вот тайна, под боком, рядом с моим диваном, — замурованная комната!»
Так и заснул я под утро, думая о ней, и приснился мне страшный сон про неё. Будто бы встаю я с дивана, вылезаю через форточку на подоконник, потом, за раму держась, пытаюсь свеситься подальше, чтобы в ту соседнюю комнату заглянуть, но нет, сбоку не видно ничего, только оконный переплёт.
Вдруг решившись, я отталкиваюсь от своей рамы вбок, лечу и оказываюсь на подоконнике той комнаты! Чуть не сорвался, но успел ухватиться кончиками пальцев за оконный переплёт. Потом прижался лбом к холодному стеклу, стал смотреть. Тут, к счастью, над двором луна появилась и всё стало мне видно в той комнате: продолговатая пустая комната, на полу чёрные тени от рам, в углу цилиндрическая железная печка до потолка. И всё! И ничего больше в этой комнате нет. И даже двери нет, вот что поразительно! Комната есть, печка есть, а никакая дверь в эту комнату не ведёт, ни открытая, ни закрытая!
Передвинулся немножко по подоконнику, ладонью форточку толкнул. Она заскрипела вдруг страшно громко в тишине и сдвинулась. Ещё нажал, она почти полностью открылась и вторую форточку, во второй раме, сдвинула.
Подтянулся я, скорчился и стал в эту форточку протискиваться. Пролез, повисел в комнате вниз головой... Чёрные тени рам на полу, тихо, только слышится громкое моё дыхание.
Потом ступил руками на подоконник в комнате, потом сделал переворот и ногами встал на пол. Всё!
Прошёл по всей комнате, стены осмотрел. Дверь всё-таки есть, в той самой дальней стене, где печка. Чуть выступает под обоями высокий прямоугольник.
Потом стал разглядывать более подробно: какие-то вещи, видно оставленные старыми жильцами, валяются на полу; старая самодельная кукла (чулок, набитый песком, с нарисованными глазами и ртом), металлический милицейский свисток с катающимся шариком внутри, ещё «маялка», для подбрасывания ногой, сшитая из материи, вспомнил я, с медной бляхой внутри. Я вдруг понял, что знаю все эти вещи, — это были детские «сокровища» моего отца, про которые иногда, в минуты задушевных бесед, он рассказывал; и вот они как-то оказались здесь, в закрытой этой комнате, на полу. Главное, эти «сокровища» были у отца совсем в другом городе, во время эвакуации — и вдруг как-то странно оказались здесь. Я почему-то испугался, быстро оглянулся назад: открыта ли форточка? — потом посмотрел вперёд и увидел, что заклеенная дверь трясётся под чьими-то ударами, кто-то хочет войти в эту комнату! Потом обои криво порвались, и дверь стала медленно открываться.
С бьющимся сердцем я отскочил к окну... и проснулся у себя на диване. Но долго ещё не мог понять, что то был всего лишь сон, — настолько явственно всё было в той комнате.
Потом раздался звонок, и в комнату в сопровождении бабушки вошёл Гага.
— Всё спишь? — сказал он. — Что, разве ракеты смотреть не пойдём?
При этом он подмигивал так, что посуда на столе дребезжала.
— А... ракеты смотреть! Пойдём! — сказал я, с трудом соображая.
Я поднялся — и увидел на плече у Гаги свёрнутую верёвку... значит, сон мой не так уж далёк от действительности, во всяком случае, в ту комнату мы сейчас полезем.