— Привет. Не знал, что вы придете.
— Привет, Джим! — весело поздоровалась Пэт. — Как поживаешь?
Джим окинул взглядом камеру.
— Неплохо, — ответил он с кривой улыбкой.
— По крайней мере, здесь чисто, — проворчал судья Мартин, — чего нельзя было сказать о старой окружной тюрьме. Ну, Джим, мне пора. Завтра снова загляну для разговора.
— Спасибо, судья. — Джим снова криво улыбнулся.
— С Норой все в порядке, — доложила Пэт, как будто Джим спрашивал ее об этом.
— Вот и отлично, — отреагировал он. — Значит, в порядке, а?
— Да! — ответила Пэт пронзительным голосом.
— Отлично, — повторил Джим.
Эллери сжалился над ним.
— Пэт, кажется, вы говорили, что у вас здесь какое-то дело? Я бы хотел сказать кое-что Джиму наедине.
— Толку от этого будет немного, — сердито буркнул судья Мартин. Эллери показалось, что гнев старого юриста был наигранным. — У этого парня не осталось ни капли здравого смысла! Идем, Патриция.
Пэт повернула бледное лицо к Эллери, что-то пробормотала, слабо улыбнулась Джиму и вышла вместе с судьей. Охранник Планетски запер за ними дверь камеры и покачал головой.
Эллери посмотрел на заключенного. Джим сосредоточенно изучал каменный пол.
— Судья хочет, чтобы я заговорил, — внезапно пробурчал он.
— Почему бы и нет, Джим?
— Что я могу сказать?
Эллери предложил ему сигарету. Джим взял ее, но, когда Эллери поднес к ней зажженную спичку, покачал головой и стал медленно рвать сигарету на кусочки.
— Вы могли бы сказать, — отозвался Эллери между затяжками, — что не писали этих трех писем и не подчеркивали абзац о мышьяке.
На момент пальцы Джима перестали терзать сигарету, потом возобновили свою разрушительную работу. Его бесцветные губы скривились наподобие оскала.
— Джим.
Тот посмотрел на Эллери и тут же отвел глаза.
— Вы действительно планировали отравить Нору?
Ничто не указывало, что Джим слышал вопрос.
— Знаете, Джим, когда человек виновен, ему лучше сообщить правду адвокату и друзьям, чем хранить молчание. А когда он невиновен, молчать просто преступно. Это преступление против самого себя.
Джим молчал.
— Каким образом ваша семья и ваши друзья могут вам помочь, если вы не помогаете себе сами?
Губы Джима шевельнулись.
— Вы что-то сказали, Джим?
— Ничего.
— В данном случае, — быстро продолжил Эллери, — ваше молчание является преступлением не столько против вас, сколько против вашей жены и вашего будущего ребенка. Как можете вы быть настолько бесчувственным, чтобы тащить их за собой?
— Не говорите так! — хрипло потребовал Джим. — Убирайтесь отсюда! Я не просил вас приходить! Я не просил судью Мартина защищать меня! Я просто хочу быть один!
— И вы хотите, чтобы я передал это Норе? — осведомился Эллери.
В глазах Джима было столько горя, когда он, тяжело дыша, опустился на край койки, что Эллери подошел к двери и позвал Планетски. Налицо были все признаки трусости, стыда и жалости к себе. Но в то же время упорное нежелание говорить о чем бы то ни было, хотя бы для простого самовыражения, таило в себе опасность…
Когда Эллери следовал за надзирателем по коридору, сопровождаемый взглядами заключенных, в его мозгу внезапно что-то вспыхнуло. Он резко остановился, заставив старика Планетски повернуться и удивленно посмотреть на него, но затем покачал головой и зашагал дальше. Эллери едва не ухватил ускользающий от него факт. Может быть, в следующий раз…
Стоя перед дверью с дымчатым стеклом на третьем этаже здания окружного суда, Пэт глубоко вздохнула, попыталась разглядеть свое отражение, нервно поправила норковую шапку, без особого успеха попробовала изобразить улыбку и вошла. Мисс Биллкокс уставилась на нее, словно увидела призрак.
— Прокурор здесь, Билли? — спросила Пэт.
— Сейчас узнаю, мисс Райт, — пролепетала мисс Биллкокс и скрылась.
Картер Брэдфорд сам вышел из кабинета.
— Заходи, Пэт. — Он выглядел усталым и удивленным, а когда шагнул в сторону, пропуская ее вперед, Пэт услышала его неровное дыхание. «О боже! — подумала она. — Может быть, еще не слишком поздно?»
— Работаешь?
Стол Брэдфорда был завален бумагами.
— Да, Пэт. — Картер обошел вокруг стола и встал позади него. Одна стопка скрепленных друг с другом листов была раскрыта — он потихоньку закрыл ее, положил на нее ладонь и кивнул в сторону кожаного кресла.
Пэт села, закинув ногу на ногу.
— Похоже, старый кабинет — я хотела сказать «новый»— не изменился, Карт.
— Это единственное, что не изменилось.
— Тебе незачем прятать твои бумаги, — улыбнулась Пэт. — У меня не рентгеновский взгляд.
Картер покраснел и убрал руку.
— Хоть я и сделала макияж, но не собираюсь изображать Мату Хари.[45]
— Я не… — сердито начал Карт, потом провел рукой по волосам знакомым жестом. — Опять мы цапаемся. Пэт, ты выглядишь просто потрясающе.
— Очень любезно с твоей стороны, — вздохнула она, — учитывая, что я начинаю выглядеть соответственно своему возрасту.
— Соответственно возрасту? Ты… — Карт судорожно глотнул и добавил прежним сердитым тоном: — Мне чертовски тебя не хватало.
— Мне тебя тоже, — вырвалось у Пэт. Господи, она ведь совсем не то хотела сказать! Но, находясь впервые за долгое время наедине с ним, было трудно не выразить свои чувства.
— Ты мне снишься, — признался Карт, застенчиво усмехнувшись. — Глупо, не так ли?
— Ты отлично знаешь, Карт, что просто стараешься быть вежливым. Во сне видят не людей, а животных с длинными носами.
— Может быть, это происходит перед тем, как я засыпаю окончательно. — Карт тряхнул головой. — Сплю я или нет, это ничего не меняет. У меня перед глазами твое лицо. Не знаю почему. Оно не такое уж чудесное. Нос неправильной формы, рот шире, чем у Кармел, и у тебя нелепая привычка смотреть на людей искоса, как попугай…
В следующий момент Пэт оказалась в его объятиях, совсем как в шпионской драме, если не считать того, что она не планировала сценарий таким образом. Это должно было произойти позже — как награда Карту за его услужливость и самоотверженность. О собственной игре Пэт не думала, как истинная кинозвезда. Конечно, столь бешеное биение ее сердца в расчеты не входило — учитывая, что Джим заперт в камере шестью этажами ниже, а Нора лежит в постели на другом конце города, пытаясь хоть на что-то надеяться… Губы Картера прижимались к ее губам все крепче и крепче.
— Нет, Карт, не сейчас. — Она оттолкнула его. — Пожалуйста, дорогой…
— Ты назвала меня «дорогой»! Черт возьми, Пэт, как ты могла все эти месяцы играть со мной, тыча мне в лицо этого Смита?
— Карт! — простонала Пэт. — Я хочу поговорить с тобой… сначала.
— Меня тошнит от разговоров! Пэт, ты так нужна мне… — Он целовал ее губы и кончик носа.
— Я хочу поговорить с тобой о Джиме, Карт! — в отчаянии крикнула Пэт.
Она почувствовала, как Картер моментально остыл. Он отпустил ее, отошел к стене с окнами и уставился на площадь перед зданием суда, не видя ни автомобилей, ни людей, ни деревьев, ни пасмурного райтсвиллского неба.
— Что ты хотела узнать о Джиме? — бесстрастно спросил он.
— Карт, посмотри на меня! — взмолилась Пэт.
Он повернулся к ней:
— Я не могу этого сделать.
— Не можешь на меня смотреть? Но ты ведь смотришь!
— Я не могу отказаться от этого дела. Ты ведь пришла просить меня об этом, не так ли?
Пэт снова села, поискала помаду, но у нее тряслись руки, и она защелкнула сумочку, так и не подведя губы после поцелуев.
— Да, — тихо ответила она. — И не только об этом. Я хотела просить тебя уйти с должности прокурора и защищать Джима. Как судья Илай Мартин.
Карт молчал так долго, что Пэт пришлось посмотреть на него. В его взгляде была горечь, но, когда он заговорил, голос звучал мягко.
— Это несерьезно. Судья — старик и ближайший друг твоего отца. Да и в любом случае он не мог бы председательствовать на этом процессе. Но меня избрали на эту должность совсем недавно. Я принес присягу, и это кое-что для меня значит. Не хочу выглядеть напыщенным политиканом, подыскивающим голоса в свою пользу…
45
Мата Хари (Гертруд Маргарете Целле) (1876–1917) — голландская танцовщица, казненная во Франции за шпионаж в пользу Германии.