Второе: ему в шкафчик подбросили пятьдесят фунтов, а в машину шесть калькуляторов. Чтобы подкупить его? Чтобы за что-то расплатиться? Чтобы к чему-то подготовить? Он не знал, и теперь, после разговора с Глисоном, наверное, не узнает уже никогда.
Третье: у двоих работников Хендрика в прошлом были судимости. А это значит, что солнце по-прежнему встает на востоке.
Четвертое: с тех пор, как он пришел на склад, ничего больше не пропало. Это могло означать, что его раскусили или что вором был МакКей, или что с момента его прихода, на склад не поступало ничего особенно соблазнительного.
Пятое: у него была возможность осмотреться, заглянуть в бухгалтерские книги и в пару-тройку ящиков — и это ни к чему не привело. Он исправно проторчал несколько вечеров перед домами своих коллег, но и это ничего не дало. Вот только…
Вот только до этого момента у него были лишь гипотезы, возникшие, может быть, из одного того, что ему не нравилась миссис Бозли, не нравилась так же безоговорочно, как не нравился ей он сам. А гипотезы, возникшие на почве предубеждения, серьезного отношения не заслуживают.
В ящике стола миссис Бозли лежала повернутая вниз лицом фотография мистера Далби. Миссис Бозли ходила в заведение под названием «Пижон» с распущенными по плечам волосами и оставалась там около часа. Мистер Далби — он сверился со своими записями — был одним из постоянных клиентов «Грузоперевозок Хендрика». Мистер Далби, перед тем как потрахаться, ломал капсулку с допингом; возможно, у него были проблемы с эрекцией. Что еще было ему известно? И что мог бы из всего этого заключить умный человек? Например, что у миссис Бозли был роман с мистером Далби; это было бы вполне понятно: если ты когда-то состояла в соблазнительной должности стюардессы, а теперь вынуждена жить на Рейнерс-лейн с инвалидом-мужем, стоит ли удивляться, если тебе вдруг захочется распустить волосы и прогуляться в Сохо? Тогда становится ясно, почему она поехала так далеко ради одного часа. Такова человеческая природа. Сам Даффи ездил и дальше. И это объясняет, почему фотография лежала лицом вниз — дань стыдливости, декорум адюльтера. И понятно, почему всего час: девушка из «Пижона» говорила, что мистер Далби привык управляться быстро. К тому же, ему надо было руководить предприятием (тем более в то время, когда заходила миссис Бозли), надо было следить, чтобы девушки исправно заказывали шампанское. Даффи стало почти жаль миссис Бозли.
С другой стороны, эта гипотеза — как и предположение Даффи, что в «Грузоперевозках Хендрика» разворачиваются две остросюжетных линии, а не одна — была ничем не подкреплена, и цеплялся он за нее только потому, что ему не нравился характер миссис Бозли и цены мистера Далби. Пятьдесят — нет, пятьдесят четыре фунта — за работу ручкой, малую толику шампанского и виски, который видно только потому, что он золотистого цвета; стоило спросить водки, и вам могли бы дать пустой стакан: и вы бы не заметили разницы.
В результате, то, что показалось ему началом полосы везения, — под действием алкоголя, а еще от того, что он тратил не свои деньги, что над его костюмом не посмеялись и что в деле наконец-то появились подвижки, — сейчас виделось Даффи не кладезем откровений, а всего лишь разрозненными сведениями из жизни кучки говнистых обормотов. Не больше. И если он хочет сохранить эту работу — а она и в самом деле подоспела как раз вовремя — ему срочно нужно накопать что-нибудь еще, или сделать так, чтобы что-то случилось.
А может быть, и то, и другое. В обеденный перерыв он позвонил Уиллету и попросил о встрече после работы. Такой разговор по-прежнему был нужен ему скорее для общего ознакомления, но теперь он уже лучше знал, что именно хочет услышать. Он все не мог забыть об утреннем звонке своего назойливо-логичного клиента, и после обеда ему пришла в голову одна идея. Хендрик сказал, что с тех пор, как Даффи поступил к нему на работу, кражи прекратились, и тон у него при этом был недовольный. Что ж, если клиенту нужна кража, кто такой Даффи, чтобы ему перечить?
— Ну как, много на этой неделе поймали несушек? — спросил Даффи.
Они пили кофе, сидя за столиком среди многоголосья имперского города Хитроу. Уиллет собрал в улыбку свои морщинки.