Он дал Глисону время представить себя сидящим на стуле с пятном крови на руке — в том месте, куда вошла игла, — с выпученными в смертном ужасе глазами. Полиция спишет это на очередную мелкую разборку, сопутствующую наркотрафику; потом они проверят его банковский счет и обыщут склад, но ничего, конечно, не найдут, и через некоторое время решат приобщить это к делу, как они называют еще один способ умыть руки. Да и кому какое дело: очередной жирный барыга с бачками отчалил в мир иной привязанным к стулу, не дождавшись зари. Да, и сама смерть твоя будет отвратительна: ты обгадишься, у тебя встанет колом член, ты захлебнёшься в собственном поту. Все было ясно. Даффи сунул руку в правый карман и включил запись.
— Когда это началось, я ничего не знал. Клянусь тебе, я не знал.
— И как давно это началось?
— Примерно два с половиной года. Как-то раз миссис Бозли подходит ко мне и говорит: «Ничего, если я попрошу вас доставить кое-что лично? Я не хочу, чтобы это потерялось». Надо было ехать в «Пижон». Ну, я и говорю, ладно, все равно я люблю водить. Ну вот, взял я груз — сейчас уж и не помню, что это было — отвез в «Пижон» и забыл об этом. А на следующий день миссис Бозли дает мне сорок фунтов. Сорок! «Просто маленькая надбавка, Глисон, за то, что вы так хорошо справились». Помню, сначала я подумал: ну и повезло мне, потом стал думать, не втюрилась ли она в меня, потом я об этом забыл. А потом это случилось снова, только было уже пятьдесят фунтов, и миссис Бозли так меня благодарила, а я подумал: может, она и влюбилась, но уж больно странно она это показывает. В третий раз я решил узнать, что происходит. Подошел к ней и спрашиваю: ничего, что я это делаю, миссис Бозли? А она говорит: мне, говорит, очень нравится. А я говорю: но я хочу знать, что я отвожу. А она говорит: вы правда хотите знать? Ну, я подумал-подумал, и сказал нет. И решил, что больше не буду этим заниматься.
Прошло несколько месяцев, и она снова мне этак подмигивает, а я ей: нет уж, миссис Бозли, поищите себе другого водителя. Тут она встала и закрыла дверь. Я очень хорошо помню, как она это сделала. Потом села и говорит: вы мой водитель, Глисон. А я говорю: больше нет. А она: боюсь, вы не можете отказаться. А я: почему? А она: потому что у меня нет другого такого надежного водителя. Ну тут я ее вроде как послал, а она в ответ: все равно я не могу освободить вас от этой работы. Я спрашиваю, почему, а она: потому что теперь мы с вами оба в этом деле. Если пропадем, так вместе. Я говорю: что я хоть отвозил-то? А она: немножко героина для медицинских целей. Так, самую малость. Это для одного дедули, который был в Китае, пристрастился там к зелью, и теперь ему необходимо регулярно принимать дозу. А вы же знаете, как у нас здесь с этим строго. И дала мне сотню фунтов. Как аванс.
Даффи не слышал эту историю прежде, но подобные признания он слышал тысячу раз: на допросе, в КПЗ, на суде. Начиналось всегда так: я простой парень, и мухи не обижу. Потом следовало: посмотрите, что они со мной сделали. И так и хотелось сказать в ответ: будь ты простым, безобидным парнем, ты ни за что не позволил бы им это с тобой сделать. Но это была бы напрасная нагрузка на голосовые связки. Даффи более-менее верил в то, что рассказал Глисон, — настолько, по крайней мере, чтобы его не бить.
— Продолжай.
— Ну вот. Так оно и пошло. Я только отвозил. Мне платили.
Возможно, это была правда, но Даффи думал иначе. У всех злодеев есть рубеж, на котором они прекращают свои излияния. Рассуждают злодеи при этом так: все равно они больше ничего не докажут, и я больше ничего не скажу. Это же пытался сделать сейчас Глисон. Но была другая ситуация. Даффи не собирался ничего доказывать. Роли переменились. Теперь Глисон должен был доказать Даффи, что рассказал все, что знает.
— А почему подстроили аварию МакКею?
— Он воровал. Чуть было не украл последнюю партию. Случайно, конечно. Мы не могли рисковать.
Даффи взял нож и разрезал лимон. Словно благовоспитанная хозяйка, выдавил немножко сока в чайную ложку и взглянул на Глисона. Его гость вовсе не выглядел довольным.
— Продолжай.
— Что продолжать?
Вместо ответа Даффи положил на блюдце щепотку белого порошка. Затем взял жестянку с молоком, ковырнул крышку, но потом вроде бы передумал, и открывать не стал. На случай, если Глисону вдруг захочется посильнее дунуть, он накрыл порошок вторым блюдцем.
— Кто, как, когда?
— Я знаю только миссис Бозли и Далби. Миссис Бозли больше ни о ком не рассказывала.
Это, возможно, была правда: наркоторговцы никогда не стремились себя афишировать. Поэтому Даффи просто сказал — для протокола и для того, чтобы Глисон не расслаблялся: