К этому обществу веселых насекомых незаметно пристроились пауки-обжоры. На веточке застыли пауки-крабы, кто ожидая добычу, а кто алчно пожирая свои охотничьи трофеи. Молодые пауки Аргиопа лобата смастерили свои аккуратные круговые тенета, и в каждой западне уже висело по очередному неудачнику, плотно запеленатому в белый саван, сотканный из нежнейшей паутины.
На каждом шагу встречались разные насекомые. Вот громадный ктырь уселся на веточке, пожирая кобылку. Вот его родственники — крошечные ктыри — уселись на земле, сверкая большими выпуклыми глазами. Как ягодки, красовались красные в черных пятнах божьи коровки, уплетая толстых и ленивых тлей. Слышалось и тонкое жужжание крыльев осы-амофиллы. Парализовав гусеницу, она принялась готовить норку для своей очередной детки. В бешеном темпе носилась над землей пестрая оса-сколия, исполняя сложный ритуал брачного танца. По травинкам, не спеша и покачиваясь из стороны в сторону, как пьяный, пробирался молодой богомол.
Всюду копошилось великое множество разнообразных насекомых. Они собрались сюда, будто на Ноев ковчег, спасаясь от катастрофической засухи в умирающей пустыне.
Незримо копошилось на самой земле, скрываясь в джунглях растительности, величайшее множество мелких насекомых: крошечных трипсов, мушек, комариков, жучков. Изобилие и разнообразие насекомых было так велико, что, казалось, если бы собрать сюда энтомологов разных специальностей, всем бы нашлась работа, каждый бы для себя собрал удачную коллекцию. Это был настоящий заповедник. И в этом изобилии время летело быстро и незаметно.
С сожалением мы тронулись в путь. Оглянувшись назад, я бросил последний взгляд на маленький рай насекомых, на сверкающее зеленью пятно среди мертвенно-желтой пустыни.
Пустыня высохла, совсем серой стала, и только у реки Или зеленеет узкая полоска колючего чингиля и барбариса. И среди них небольшая группка пастушьей сумки.
Не знаю я, богат ли этот цветок нектаром, но запаха от него нет.
Я рад желтым цветкам: надоело валяться в тени машины, пережидая жару. Здесь же есть кое-что пофотографировать. Хожу, присматриваюсь, целюсь фотоаппаратом. И замечаю: посетители цветков разбились на группы, каждый ее участник держится вблизи себе подобных. Собрались вместе разукрашенные клопы, все на одном стебельке устроились. Яркая окраска клопов — вывеска: «Несъедобны, мол, мы, невкусны или ядовиты». Но как все относительно! Одного клопа-красавца изловил голодный ктырь, уселся с добычей на веточку, высасывает бедного, еще живого. То ли вкус у хищника непритязательный, то ли так голоден, что и клопом не прочь поживиться.
Красные с черными пятнами жуки — нарывники четырехпятенные — облюбовали себе местечко. Но самые большие из них — нарывники Фролова — не желают присоединяться к компании своих мелких собратьев. Грузные и медлительные, они пролетают куда-то мимо. Куда? Кругом сухо, ничего не найти. Но я ошибся: вскоре вижу их на нераскрытых бутонах цикория. Видимо, эта еда им более подходит. Аппетит у нарывников отменный, а еда их — лепестки цветков.
Дружной стайкой собрались бабочки-сатиры. Запускают хоботок в крошечные цветки, что-то там находят, сосут. Но сфотографировать их трудно. Сядет бабочка на цветок и сразу так поворачивается, чтобы солнце не освещало крылья, чтобы не перегреваться. Жара же стоит немалая: в тени тридцать шесть градусов!
Мои грубые притязания с фотоаппаратом к этим грациозным созданиям не проходят даром. Бабочки одна за другой перелетают на другую группу цветков и устраиваются там стайкой. Так я и перегоняю их с места на место.
И клопы, и нарывники, и бабочки — все держатся друг друга, обязательно вместе собираются. Рыбак рыбака видит издалека! Впрочем, есть тут и независимые одиночки. Прилетают осы-сколии, черные, на брюшке желтые пятна, крылья, как вороненые, отливают синевой. Они очень заняты, торопятся, друг на друга — никакого внимания. Еще примчится озабоченная пчелка и вскоре исчезнет. Для пчел сейчас тяжелая пора. Где искать пыльцу да сладкий нектар?
Надоело мне крутиться возле крошечных цветков. Завел машину, поехал дальше по берегу. Может быть, что-либо попадется интересное. Вот у самой реки, тарахтит моторчик, качает воду, а против него на высоком берегу — бахча. Старик-огородник выкорчевывает чингил и татарник: повыбрасывал все корни, вскопал почву, провел оросительные бороздки, поставил времянку, гонит воду моторчиком, трудится, ждет урожая.