Впрочем, незнакомец вряд ли был настроен умереть именно в тот момент, когда это случилось, – в левом виске вросшего в сухой ягель черепа была хорошо видна аккуратная дырка от пули.
Вот уже три минуты я молча стоял над россыпью костей и тряпок, которые год или полтора тому назад были человеком, подставив лицо ветерку, слабо, но уверенно тянувшему с севера. По щекам чиркали первые сухие крупицы снега.
Я ведь тоже путешествовал в одиночку…
Место происшествия
Наверное, он пришёл сюда за тем же, что и я, – осмотреть путь, лежащий вниз по реке. К посёлку Бычье Куйло, аэродрому и связи с внешним миром, куда этот человек, судя по всему, и собирался вернуться.
О том, что он не был здешним жителем, говорило многое. Тёплая дорогая парка Patagonia, брюки Columbia, высокие ботинки Le Crosse, бинокль…
На позвонках скелета лежал ремешок с полустёртой надписью Canon то ли бинокля, то ли фотоаппарата. Для того чтобы понять, что это на самом деле, надо было перевернуть останки. А делать это не полагалось ни в коем случае.
Ну во-первых, любой закон запрещает трогать что-либо на месте преступления, если вы уже ничем не можете помочь потерпевшему. А уж помочь ему я, понятное дело, не мог никак, ибо «потерпевший» умер не меньше года тому назад.
Во-вторых, другой, уже неписаный, закон этих мест говорит почти то же самое, но уже по другим резонам: если ты обнаружил мёртвого человека и ничем не можешь ему помочь, то лучшее, что ты можешь сделать, – это пройти мимо, ничем не выдавая своей находки. Этим самым ты обретаешь душевное спокойствие, ведь никто не будет тебя трясти, допрашивать и пытаться посадить в тюрьму (ибо в России проще всего «пришить» преступление первому сообщившему о нём человеку), и избавляешь окружающих от множества неприятностей, связанных со следствием. Да и кости сгинувшего бедолаги, таскаемые по моргам и лабораториям, вряд ли при этом обретут покой, который они, безусловно, уже имеют там, где даже геологический вездеход проезжает раз в тридцать-сорок лет.
Что же касается человека, который совершил убийство, то не судите, да не судимы будете, и пусть оно останется на его совести. В конце концов, итог для всех один и никому из нас не удастся выйти из жизни иначе, как в Смерть.
Моя лодка была привязана под кустами в глубокой заводи чуть выше по течению, у подножия этого невысокого холмика, на который я взобрался, чтобы проглядеть лежащую передо мной долину. Если незнакомец пришёл сюда по реке, что представлялось наиболее логичным, то он, скорее всего, и лодку оставил именно там.
На всякий случай я спустился к берегу и прошёл вдоль края воды около трёхсот метров, продираясь через заросли ивняка, однако ни рваной прорезиненной ткани, ни свёртков со спальным мешком и палаткой, ни кружек и котелка, то есть никаких остатков нехитрого экспедиционного имущества, выпавших из потерянной лодки, я не обнаружил.
С одной стороны, в этом не было ничего удивительного: мощные паводки подхватывают на этих реках любые плавающие предметы и уносят их за десятки километров. С другой – лодка (скорее всего, это была резиновая лодка, как у меня) вязалась к кустам капроновой верёвкой, которую не всяким трактором можно разорвать. В результате она могла вмёрзнуть в лёд во время ледостава и весной быть изорванной на куски замерзающей в швах днища водой, ледяными полями и проносящимися мимо древесными стволами с верховий, следовательно, скарб бедняги должен был равномерно рассеяться вдоль ближайших излучин реки и при некотором желании часть снаряжения можно было там обнаружить.
При условии, конечно, что лодку никто не отвязал и не увёл.
Хорошее условие.
Убийство для ограбления я практически исключал. Причин для этого было несколько. Ну во-первых, никто из местных жителей не мог безопасно пользоваться краденым снаряжением. Когда на реке длиной четыреста километров проживает семнадцать-двадцать человек, уж будьте спокойны: каждый из них знает родословную каждого судёнышка, лодочного мотора, палатки и карабина не только в своём пользовании, но и у всех жителей округи. Я помню, как когда-то охотник-промысловик Розенбаум случайно продемонстрировал маленький бронзовый компас своему соседу по участку промысловику Котину. А Котин мгновенно вспомнил, что такой компас был у одного из геодезистов, проводивших съёмку на реке Синяя Ночь четыре года назад. Геодезист пропал, и больше его никто не видел. Через четыре года его компас «засветился» в руках Розенбаума. А весной того же года пропал и сам Розенбаум. И никто – заметьте, никто! – об этом никого никогда не расспрашивал. Вроде как всё решилось само собой.