Невзрачный мужчина неопределенного возраста, в генеральском мундире, висевшем на нем, как на манекене, со множеством звезд, шел по лестнице опустив голову, словно опирался взглядом на ступени. Каждый его шаг отдавался звоном, звенели медали, аксельбанты, ордена. Свита губернатора также была увешана этими регалиями в изобилии. Губернатор прошел в кабинет директора, и Федор подумал: а почему, собственно, его превосходительство должно присутствовать на экзамене именно в их классе? Сегодня идут экзамены и в третьем и в четвертом классах.
Как бы угадав мысли Федора, зубрилка Коля Кочар, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Они небось математику да географию позабыли, а вот закон божий считают, что знают. Значит, к нам.
«Верно», — подумал Федор, и сердце екнуло.
Экзамен по закону божьему по случаю прибытия губернатора из тесного класса перенесли в актовый зал. Распахнули окна, чтобы выдуло застоявшуюся за зиму и весну сырость. Ветер принес со школьного двора семена одуванчиков, и в лучах солнца они вспыхнули белыми мерцающими огоньками.
На экзамены положено приходить в мундирах. Жесткий ворот подпирает подбородок, от жары волосы взмокли и противные струйки пота стекают по шее под рубашку. Шея зудит, чешется.
В зал вошел губернатор, за ним архиерей, губернаторская свита, директор, инспектор, законоучитель соборный протоиерей Зубров. Инспектор предупредил учеников, что в залу они должны проходить пятерками и только по вызову.
— Федор Сергеев!
Так скоро? Почему?
Федор торопливо застегивает крючки стоячего воротничка…
Потом он плохо помнил, какие вопросы достались ему по билету.
Но запомнились глаза инспектора. Пустые, холодные. Злые.
— Сергеев, скажите, как звали отца царя Давида? — Инспектор оскалился. Он-то знал, что во втором классе этого еще не проходили.
Но Федор знал. Он только открыл рот, чтоб…
— Господин инспектор, зачем вы сбиваете мальчика? Он превосходно ответил на билет, — голос у директора суровый.
Губернатор и архиерей, которым давно уже надоели экзамены, духота и эти въевшиеся с детских лет библейские имена, согласно закивали головами. Они тоже ждут не дождутся, когда можно будет торжественно удалиться из этой парилки.
— Ура! — Федор изо всей силы швырнул вверх растрепанный учебник. С небес на мостовую посыпались библейские тексты.
И последним спустился на землю какой-то святой, похожий на мушкетера.
ЕГО УНИВЕРСИТЕТЫ
Наконец-то наступил этот счастливый день, 5 июня 1901 года. В руках у Федора аттестат об окончании реального училища. По всем предметам пятерки, даже по закону божьему, а вот по чистописанию и рисованию — тройки. И хотя писал и рисовал он не хуже остальных — негоже крестьянского сына выпускать с золотой медалью. Для него сойдет и книга — как поощрение. Она ведь называется «Путешествие цесаревича».
Знало бы училищное начальство, какие книги хотел получить в награду Федор Сергеев! Он бы с радостью поменял золотой обрез «Путешествия…» на бумажную обложку гектографированных выпусков «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Кто написал эту книгу, Федор не знал. Но написано здорово, и все правда. О рабочем люде эта правда.
Семейный совет порешил — Федору нужно продолжать учебу, стать инженером. А уж если учиться, то в лучшем в России высшем техническом институте. А лучший — это Императорское Московское техническое училище.
Федора заинтересовало, почему это высшее учебное заведение называется училищем и почему оно императорское? Долго копался в библиотеке, пока не наткнулся в журнале «Техническое образование» за 1894 год на статью Бухонова.
Оказалось, что еще в 1826 году императрице Марии Федоровне заблагорассудилось осчастливить воспитанников Московского воспитательного дома ремесленной мастерской. Мастерская открылась в 1832 году. По уставу она была своего рода учебным заведением, где могли обучаться дети купцов, мещан, цеховых. Училище выпускало после девяти лет учебы молодых людей со званием «ученого мастера». Потом училище несколько раз преобразовывалось, пока не стало высшим техническим учебным заведением, но сохранило название училища и, как память о том, по чьему почину оно было основано, — императорское.
Тревожным был этот 1901 год. В канун нового года российские газеты на все лады трубили о наступлении нового века, века процветания, века без кризисов, века без забастовок. Как бы подчеркивая это наступающее спокойствие, социальную идиллию, царский двор облачился в маскарадные наряды. «Назад к Московской Руси», той Руси, где уютно потрескивали свечи и тихо теплились лампады, пахло ладаном. И боярские шапки, собольи шубы да длинные бороды были символами мудрости и власти, а Мономахова корона — недосягаемой вершиной ее под сенью всевышнего. «Назад к Московской Руси» — это усиление патриархальных начал в деревне, или попросту возрождение крепостного права.