Выбрать главу

Жаль, конечно, покидать веселую Вену, но пора и в путь.

Из Австрии, через Швейцарию — в Париж.

Путешествия необычайно обогащают человека. Природа, люди, обычаи иных стран навевают новые мысли, образовывают сами по себе и в то же время настоятельно требуют усилий к самообразованию. Это все Федор знал, хотя путешествовать ему доводилось пока немного.

Женева! Сколько охов и вздохов он слышал от студентов из состоятельных семей, побывавших в Европе. Но Женева после Вены показалась Федору добропорядочной, чистенькой и бюргерски скучной провинцией.

В Вене повсюду звучала музыка. В Женеве Федора все время преследовало тиканье часов. Если Вена — музыкальная шкатулка, то Женева — стеклянный ящик, сквозь стенки которого на Федора уставились своими циферблатными ликами часы. Часы огромные и микроскопические, безумно дорогие и грошовые, с кукушками и каминные с золочеными фигурками каких-то мифологических персонажей. Часов у Федора не было, как и не было денег на их приобретение. Зато швейцарские ландшафты принадлежали ему.

Альпийские луга. В сентябре они не полыхают пожаром красок, зато коровы, да-да, самые обыкновенные швейцарские чудесницы, отлично вписываются в зелень рыжими, белыми, бурыми пятнами упитанных боков. И что удивительней всего, каждая корова имеет свой колокольчик, непривычной формы, вроде раковины-кошелька, и колокольчики перекликаются всяк на свой лад. Хозяйки по звуку узнают своих буренок.

Швейцария была землей обетованной для эмигрантов. Сюда из России прибывали те, кому уже нельзя было оставаться в пределах империи, и те, кто бежал из царских тюрем, как сбежали 10 искровцев из Лукьяновского замка в Киеве, наделав шуму на всю Европу; кому невмоготу стало на «романовских дачах» в Сибири. В швейцарских университетах и институтах учатся молодые люди, которым закрыт доступ в высшие учебные заведения на родине. И конечно же в Швейцарии полно тайных агентов царской полиции, неустанно следивших в первую голову за социал-демократами, особенно после того, как Владимир Ильич Ульянов и плехановская группа «Освобождение труда» стали издавать газету «Искра».

Федор мечтал о встрече с Ульяновым, но в Швейцарии ей не суждено было состояться: Владимира Ильича там в то время не было.

Налюбовавшись швейцарскими пейзажами, Сергеев поспешил в Париж.

Когда подъезжали к «столице мира», какой-то пассажир, прилично одетый, с пивным брюшком, затянул «Марсельезу», выговаривая слова знаменитого гимна явно с нижегородским акцентом.

«Подвыпивший шпик, не иначе», — подумал Сергеев и по привычке конспирировать собрался уже перейти в другой вагон, но вспомнил, — ведь он же за границей с легальным паспортом.

Этак можно и переконспирировать. Вспомнился случай, рассказанный товарищем по подполью. Вез он один из первых транспортов «Искры», вез кружным путем, заметая следы. И очутился в Херсоне. Решил пробираться в Киев на пароходе. Купил билет в одноместную каюту первого класса, затолкал корзину с газетой под диван, запер каюту, и на палубу. Жарища в ту пору стояла африканская, на теневой стороне палубы сбились пассажиры, вот-вот судно ляжет на борт и не встанет. Капитан в мегафон надрывается, а пассажиры словно ошалели от жары — ухом не ведут. Решил этот товарищ пойти в музыкальный салон на носу. Если открыть в нем окна, то должно изрядно продувать встречным потоком воздуха. Зашел, а там за столом уже сидит полицейский исправник в некогда белом кителе. От жары и пота китель покрылся ржавыми разводами, рядом поп, у которого мокрая грива скаталась в косичку, и, наконец, какой-то господин, похожий не то на сельского учителя, не то на землемера. Глянули они на вошедшего осовелыми от жары глазами.

— В преферанс играете? По маленькой, по поповской? — Исправник хихикнул, глянул на попа. — Милости просим, а то четвертого не хватает.

Товарищ тот не только в преферанс не играл, но даже не знал, что это за зверь такой. Но его уговорили, обещали помогать. Решил присесть, и не потому, что на карты потянуло, а подумал — в компании попа да полицейского исправника кто его заподозрит, если на пароходе шпики едут.

По маленькой, по поповской, а карта прямо по пословице шла и шла к новичку. Под рукой у него выросла куча денег. Вот и поп стал задумываться, скрести свою спутанную мокрую бороду, исправник и вовсе взопрел, а учитель или землемер каждый раз, когда надо было ставить деньги, отворачивался от стола, долго копался в подкладке сюртука, тяжело вздыхал, вытаскивая засаленные ассигнации.