Артем собрался было отвечать на вопросы, когда снова послышался скрежет тормозов, а гул мотора разом стих, словно его срезали ножом. Станция Щекино. Именно отсюда гости и должны проследовать на шахты подмосковного бассейна, встретиться с горняками.
Артем выглянул в окно. Вот это здорово! Небольшая платформа станции выглядела не то что тульская. Здесь не было пассажирского перрона, утоптанная земляная дорожка — только и всего, но ее подмели, посыпали песком. Маленькое зданьице деревянного вокзальчика терялось, теснимое со всех сторон огромными пакгаузами без боковых стен — столбы да крыша, к ним вели деревянные же эстакады, и вся земля вокруг них пропиталась угольной пылью.
Сегодняшняя поездка все время наводит на воспоминания. Да и как не вспомнить о другой поездке, которую он совершил во главе делегации советских профсоюзов в прошлом году! Они направлялись в Англию с ответным визитом. От Москвы до Мурманска добрались быстро, там их уже ожидал маленький пароходик «Субботник». Поплыли. Море было неспокойное. И хотя стоял июль, за Полярным кругом — прохладно, вода окатывала палубу, поэтому все предпочитали сидеть в крохотной кают-компании. Когда подходили к причалу рыбачьего поселка Вардо, многих укачало, волна у острова была короткой, беспорядочной.
Делегация не собиралась здесь задерживаться, а застряла на две недели по милости правителей Англии и Норвегии, которые делали все возможное, чтобы затруднить советским представителям доступ в Европу. Артем помнит, что настроение у него и его подопечных было скверное. Он так и написал в Москву. И тогда пришло решение — прорываться в Европу «нахрапом». Кое-как раздобыли уголь и доплыли до норвежского порта Тронхейм. А оттуда поездом в Христианию[1]. Неделя в столице Норвегии запомнилась ему как один долгий-долгий митинг. А потом их прямо выперли из страны.
Маленький пароходик с красным флагом на рее как тореадор ярил империалистических быков. Они, например, не выпустили делегацию на берег в Гамбурге. И все же Артему удалось поговорить с рабочими Франкфурта, Эссена, Хемница, Берлина. Помнится, он тогда написал домой: «…Я чувствую себя, как свободный негр, приехавший в страну, где его черные братья — рабы». Именно так он себя и чувствовал за рубежом…
Когда аэровагон замер у земляного перрона, грянул оркестр — Артем рассмеялся и даже похлопал в ладоши. Видно, оркестранты прибыли на вокзал задолго до подхода вагона, на жаре их сморило и, спасаясь от нее, они улеглись в чахлую, подпаленную солнцем траву крошечного скверика, вся растительность которого состояла из жидких кустов желтой акации. Акация отбрасывала прореженную тень, которая к полудню была и вовсе незаметна. В общем проспал оркестр торжественный миг прибытия, не успел выскочить и встретить на перроне, поэтому первые такты звучали вразнобой.
Организаторы встречи запланировали митинг с приветственными речами, но Артем поумерил их пыл. Он-то знал, что на обратном пути, в Туле, они должны присутствовать на торжественном заседании горсовета, вот там будут много говорить и тульские ораторы, и гости. Время дорого, и Артем попросил хозяев провести гостей прямо к шахтам. Шахтам? Это, конечно, громко сказано.
Всю гражданскую войну здесь, под Тулой, уголь почти не добывался. Впрочем, в этом, 1921 году по всей стране добыто всего около 8 миллионов тонн. А наступит осень, начнется зима, и добыча резко упадет. Здесь, в Подмосковье, богатые залежи бурого угля, но никто толком до революции разработкой их не занимался, так, кустарничали понемногу.
Во время гражданской войны сюда, под Тулу, дошли деникинцы. Перед их приходом (а они так и не пробились к Туле) некоторые шахты были затоплены, шахтеры ушли в Красную Армию, и даже сегодня многих из них неведомо где носит лихая военная судьбина.
Пока Артем предавался этим невеселым мыслям, шахтеры разобрали гостей «по рукам». То тут, то там, у шахтоуправления, у невысоких терриконов собираются кучки людей, слышны отдельные слова и усердно работают руки. Артему сразу вспомнилась встреча с летчиками, только что вернувшимися из боя под Ростовом. Они, конечно, были возбуждены, о чем-то спорили, но их речь не отличалась многословием, зато ладони выделывали какие-то немыслимые выкрутасы, и, следуя за полетом ладони, летчики юлой кружились на месте, приседали, чуть ли не исполняли сальто-мортале.
А вот почему шахтеры размахались руками? Но Артем не успел задаться вопросом, ответ-то был ясен — ведь они не знают языка гостей, а гости не знают русского, вот и торжествует «кинетическая речь», как у глухонемых.