Вечереет. Теплое южное солнце золотит верхушки редких в этих рабочих кварталах деревьев. По старинке почти на каждом перекрестке собирается молодежь, играет гармошка, слышны песни, а там, глядишь, и закружились пары.
Артем сидит на завалинке, вытянув усталые ноги, слушает знакомые песни. Сегодня ему хочется отдохнуть, присоединить к хору свой баритональный басок, а когда немного отойдут ноги, оторвать гопака или чинно пройтись в простенькой кадрили. Сегодня ему хочется раствориться среди этих молодых людей, порадоваться их немудрящим радостям, посмеяться, поухаживать за разбитными фабричными девчонками.
Когда немного отдохнул, почувствовал, что голоден. Ну, это не беда, не привыкать. Подошел поближе к плясунам, сам приготовился войти в круг и просто так, наверное по привычке, оглянулся. И вот тебе на! Настроение сразу испортилось. На углу торчит шпик в засаленном котелке. Он еще сегодня днем ему примелькался.
Артем кивком подозвал двух своих, как он их именовал, «гарибальдийцев», только что весело плясавших, а сейчас отошедших в сторону покурить. Глазами указал на котелок. Ребята преобразились. Взялись под руки и, шатаясь, несвязно что-то бормоча, неверными шагами направились к слишком любопытному господину.
— Раз-ре-ши-те, пожалста, милейший, папироску…
Котелок быстро лезет в карман и протягивает гулякам пачку. Те не спеша копаются в коробке, будто выбирают получше. Затем просят огонька. Появляются спички.
— Премного благодарны… Разрешите проводить вас. Места здесь глухие, а вы, видать, человек не здешний. Неровен час, бока наломают, всякие хулиганы бывают…
Парни галантно берут шпика под руки и, несмотря на его энергичные протесты и попытки освободиться, уводят.
В укромном местечке непрошеный гость — получает изрядную трепку. Вознося хвалу господу за то, что остался жив, он спешит унести ноги с Лебединской улицы.
9 июля. Жарко, пыльно. Состоятельный Харьков разъехался по дачам, отправился на курорты. И в церквах, на службах все меньше и меньше прихожан. Летом это обычное дело. Поэтому прохожие с удивлением останавливаются у Мироносицкой церкви. В самом центре города в божий храм набилось народу видимо-невидимо. И богомольцы-то непривычные, обычно таких на службах бывает немного. Гадать не приходится — рабочие.
Обыватель вообще по природе своей любопытен, а тут этакое невиданное зрелище. Многие попробовали войти в церковь, но им это не удалось. Зато они услышали, что священник хотя и гнусаво, но со слезой отслужил панихиду по убиенным «царем Иродом» рабам божьим. У многих присутствующих на глазах слезы, слышны тяжелые вздохи, сдерживаемые рыдания.
Но отец Амвросий опасливо поглядывал на молящихся. Теперь он уже в душе честил себя на чем свет стоит за то, что дал уговорить Своей дальней родственнице отслужить панихиду. Сама-то она безбожница, в церковь ни ногой. А тут заявилась с каким-то здоровенным парнем, и так и эдак — отслужи да отслужи. Если бы не четвертной… тьфу, попутал окаянный бес.
Скорей бы уж служба кончалась, да дьякон что-то больно распелся, небось хватил уже, ишь басище-то какой густой!
В церкви обычная полутьма, потрескивают свечи, пахнет ладаном и потными телами.
Отец Амвросий вдруг уловил в задних рядах какое-то движение, шум. Нарушая церковное благочиние, послышались бранные слова, потом крики. И вдруг молящиеся как по команде повернулись спиной к амвону, дьякон поперхнулся и замолк.
Драка. Кого бьют, за что бьют, священник не стал разбираться, юркнул в ризницу. Что же теперь будет-то?! Ведь бьют, поди, полицейских. Их рожи ему давно примелькались, он их сразу признал в толпе. А ведь служил-то он за убиенных в день 9 января, ныне ровно полгода минуло.
Отец Амвросий не знал, конечно, что эта панихида была по предложению Артема одобрена группой «Вперед».
А у церкви настоящая битва. Рабочие в ярости: эти полицейские шкуры посмели явиться на панихиду по ими же убитым рабочим! Не выпускать убийц живыми! На смену заупокойной послышались четкие ритмы «Марсельезы». И новые крики, лошадиное ржание, выстрелы.
Отец Амвросий растянулся на полу ризницы и творил молитву, не разбирая слов, до них ли!
Наконец все смолкло. Амвросий выглянул из ризницы. В церкви слышались слабые стоны, какие-то женщины хлопотали над раненым. Амвросий переоделся и поплелся домой. Попадья его отговаривала, он не послушался, теперь хоть в доме не появляйся, сгрызет, да и от митрополита влетит по первое число, как ни прикидывайся дурачком и незнайкой.