Семен растерянно развел руками, и Артем машинально провел ладонью по своему подбородку. М-да, не самый чистый, впрочем, какое это имеет значение? И как бы в ответ на его вопрос, Красин совершенно серьезно, ни разу не улыбнувшись, прочел лекцию о… «бороде».
— Прошу, товарищи, не смеяться, но ныне в царской криминалистике появились новые люди. Им бы в иное время наукой заниматься, но предпочли они деятельность детективов и внесли в дело слежки немало нового. И в частности, идентификацию «преступников» по… бородам. Да-да! Из-за своей бороды а-ля Карл Маркс попался замечательный наш товарищ, будем его по-прежнему именовать по бороде Карлом Марксом…
«Арцыбушев», — вспомнил фамилию «Маркса» Федор.
Красин продолжал:
— Борода привела в Таганскую тюрьму Баумана…
— Леонид Борисович, — перебил Красина Семен, — твоя борода теперь всему Баку известна, сбрей, пожалуйста!
Эта реплика Семена разрядила обстановку, смеялись все, и пуще всех Красин.
Между тем Семен отвел Леонида Борисовича в сторону и, нашептывая ему в ухо, так выразительно помогал разговору руками, что было нетрудно догадаться — что-то случилось. А вот что?
Красин уже не смеялся. Он вернулся к столу.
— Товарищи, давайте расходиться. По одному, так как я теперь не уверен, что чертеж моей бороды из Баку не передали в Питер. Федор Андреевич, Семен, я попрошу вас немного задержаться.
Когда выходная дверь закрылась за Тихвинским, Красин извинился, зашел в одну из комнат, примыкавших к зале, и быстро вернулся с рулоном ватмана.
— Федор Андреевич, прежде всего, сего бородатого грузина величают Трифоном Енукидзе. Он только что из Москвы и прибыл к нам за подмогой. Ему требуется… шахтер, — Красин сделал паузу, Артем недоуменно пожал плечами, он пока ничего не понимал. — Трифон, расскажи Федору Сергееву — это его подлинная фамилия, о нашем бетонном предприятии в Москве.
Красин, видимо, умышленно хотел, чтобы рассказывал Енукидзе, ему самому важно было из рассказа Трифона узнать детали и составить себе четкое представление о том, как же обстоят дела.
Енукидзе говорил по-русски с трудом, делал паузы, подыскивая слово:
— Панимаешь, ЦК сидит. Сидит в Таганке… Есть в Москве такая тюрьма, слыхал?
Что члены ЦК были арестованы на квартире писателя Андреева, когда собрались на очередное заседание, Артем, конечно, знал. Знал он и о том, что двое членов ЦК остались на свободе.
— Никитич вот не угодил, а теперь старается освободить. Ну что ты на меня уставился, кацо, конечно, через парадное их не выпустишь, мы выведем цекистов черным ходом. Но беда в том, что в Таганке его нет, вот и нужно сделать так, чтобы он был…
Красин прервал красноречие Енукидзе, поняв, что тот так и будет говорить недомолвками.
— Федор Андреевич, вкратце дело обстоит так: будучи в Москве, я посетил в тюрьме Носкова, узнал, что цекистов еженедельно водят в баню, которая стоит во дворе. В бытность свою узником этой тюрьмы я баньку приметил — она одной стеной прямо к тюремной ограде примыкает, а по эту сторону от тюрьмы до Москвы-реки ничейный пустырь. Мы его арендовали. Теперь, Семен, рассказывай, как там обстоят дела.
— Забор, Никитич, еще при тебе построили, сарай тоже. Бетонные трубы, как ты говорил, купили и привезли…
— Бетонные трубы? — Федор удивленно посмотрел на Красина.
— Мы создали «Анонимное общество по производству бетонных изделий». Семен, а как с песком, щебнем?
— Тоже привезли. Никитич, ты — директор-распорядитель, но в Москве бываешь редко, мне, как заведующему работами, нужна доверенность — деньги получать. Грожан и Кедров — приказчики хорошие, а копать не умеют. С ними и к будущему году не докопаемся. — Трифон Енукидзе оценивающим взглядом оглядел плотную, мускулистую фигуру Артема, его большие кисти рук, в которых угадывалась огромная сила… и даже губами причмокнул: — Во, кацо, ему бы лопату, через неделю мы бы в баньке мылись…
— Федор Андреевич, я и хочу попросить вас съездить в Москву, помочь товарищам с подкопом. Я тоже скоро буду в Москве, надо договориться с Носковым и Дубровинским о дне побега, да и кое-что подсчитать, а то подкоп и обвалиться может…
Енукидзе обиделся. Словно только он, инженер Красин, умеет считать. А когда в Баку типографию «Нина» в конюшне прятали, подземный ход они с братом без Красина прорыли, замаскировали так, что потом Никитич лаза не нашел. А он в полу комнаты был, в другом доме. Напомнить, что ли? Но Енукидзе промолчал, он был доволен «землекопом», которого сватал ему Красин.