Подошел к длинным, приземистым домам, образующим замкнутый четырехугольник. У ворот заметил группу офицеров. Что за оказия! Ведь ворота, как и договорились, должны охранять свои, солдаты-боевики. Саша завернул за угол Ващенковской улицы, там забор, огораживающий казарменный плац. Подпрыгнул, подтянулся, заглянул, и руки разжались сами. На плацу, сбитые к стене казарм, растерянно топчутся двести — триста солдат. Их охраняют караульные, с винтовками наготове. А вокруг полицейские, офицеры, разглядел даже попов с крестами… И подводы со шкаликами водки, а на закуску, кажется, пряники.
Все ясно, опять кто-то предал. Солдаты революционных полков разоружены. Рабочим предстоит сражаться в одиночку.
Артем в тяжелом раздумье: в Москве, судя по отрывочным сведениям, вовсю развернулись уличные бои, исход которых далеко еще не ясен. А Петербург почему-то молчит. Говорят, что где-то там, в Сибири, не то в Чите, не то в Благовещенске, тоже полыхают восстания. И в то же время ползут леденящие слухи о карательных экспедициях, в которых простые солдаты вновь льют кровь простых рабочих и крестьян.
Может быть, еще не поздно отложить вооруженное выступление? Без армии оно обречено на провал. И уж совершенно неизбежно поражение, если армия останется на стороне царизма.
Пять часов утра. Перед заводом появились отдельные казаки. Подскачут, глянут, и во весь карьер обратно. И все же одного словили и допросили. Стало ясно — выступление солдат провалено, революционные полки разоружены и заперты в казармах. Артем уже больше не колебался. Если сейчас дать отбой, рабочие не поймут, нужно сражаться. И нужно, пока не поздно, договориться с дружинниками паровозостроительного, чтобы они по сигналу ударили в тыл войскам, уже окружающим Гельферих-Саде. Артем отправился к паровозникам.
Кольцо правительственных войск сжималось. Уже выкатили на прямую наводку орудия, установили пулеметы.
На Гельферих-Саде явился парламентер. Или немедленная капитуляция, или безжалостный артиллерийский расстрел. На ответ — тридцать минут. Позвонили Артему на паровозостроительный. А там митинг, настроение у рабочих боевое. Артем пообещал поддержку, попросил дружинников на Гельферих-Саде продержаться до подхода паровозников. Три тысячи рабочих паровозостроительного, предводительствуемые боевой дружиной во главе с Артемом, строятся в колонну. Развернуты красные знамена. У дружинников в руках винтовки, револьверы, бомбы; остальные берут что попадет под руку: железные прутья, полосы, гаечные ключи.
На Гельферих-Саде собрали митинг: как быть с ответом на ультиматум военного командования? Настроение у осажденных подавленное. Нашлись слабые души, которые предложили сдаться. Несколько десятков человек, в большинстве студенты-меньшевики, вышли из ворот завода с белым флажком. Их тут же арестовали. Остальные молча разошлись по своим местам, готовые к бою.
На втором этаже длинного, выходившего фасадом на площадь старого заводского здания находился склад готовой продукции.
Дружинники освободили места между окнами, в простенках. Здесь обосновались бомбометальщики. Из окон здания хорошо просматривалась вся Конная площадь с расположившимися на ней войсками. Часть боевиков разместилась во дворе и у забора, прилегающего к улице, некоторые забрались на снежные сугробы.
Время ультиматума истекло. Заиграл горн. Это было первое предупреждение осажденным. Снова заголосили трубы — второе предупреждение. И наконец, третий сигнал; его покрыл грохот пулеметов, ружейных залпов. Громыхнули пушечные выстрелы.
Но первые залпы были направлены не по заводу Гельферих-Саде, а в обратную сторону, откуда показалась колонна паровозостроителей.
Дружинники паровозостроительного, стараясь опередить правительственные войска, захватить инициативу, ринулись в атаку. Но солдаты и казаки отступили ровно на столько, чтобы револьверные пули до них не доставали, и открыли залповый огонь. Убитые, раненые усеяли площадь. Казаки стреляли по санитарам, случайным зазевавшимся прохожим.
Артем, бросившийся в атаку вместе с дружинниками, остался жив. Дружинники засели за укрытиями и продолжали вести редкий огонь. Теперь вся огневая мощь правительственных частей обрушилась на осажденный завод Гельферих-Саде.