Артем тем временем тяжело рухнул на лавку. Вытянул грязные, окровавленные ноги, сбросил с плеч сапоги и, словно застеснявшись того, что наследил на чисто выскобленном полу, начал их торопливо натягивать. Но тут-то было. Эти «буйволовы чоботы» ссохлись на ветру, задубели, и не было сил протиснуть ногу в голенище. Федор машинально встал и потянулся к двери, но услышал:
— Да вы седайте, седайте.
— Ха, хохлушка! Небось с Полтавщины?
— Так, с Полтавщины мы, столыпинские.
— Оно, хозяйка, и видно, что пришлые. Стол, да лавка, да икона — вот и все добро. Остальное, что было, небось в дороге быльем поросло.
Хозяйка засуетилась. Гость-то, видать, и впрямь политик, раз нужду понимает. Разве ворюга войдет в положение? А что правда, то правда, соблазнились речами о сладкой жизни в Сибири, сдвинулись с места не подумавши, а прибыли — ни кола ни двора. Корову при съезде продали, думали здесь обзавестись — все денежки дорога басурманская съела, да и скарбик, какой нищенский был, тоже прожили.
Хозяйский сын меж тем куда-то исчез.
А через некоторое время в избу ввалился человек с огромной староверческой бородищей, неуклюже задел бадейку с водой — железная кружка покатилась на пол, и не успел Артем опомниться, как очутился в медвежьих объятиях. Все ясно, и не нужно разглядывать лицо пришельца: только один человек способен действительно задушить в объятиях — Артем помнит эту хватку по иркутской пересыльной тюрьме, — Тюрин. Они познакомились на первой же прогулке, как только Федор немного оправился от тифа, с которым его доставили в тюрьму. Он едва передвигался и от свежего воздуха кружилась голова. Тюрин взял шефство над доходягой. Шефство было своеобразным. Артем должен был делать пробежки, заниматься гимнастикой, но только не бродить от стены к стене. Двадцать пять минут прогулки пролетали как одна минута. Уже через несколько дней Артем почувствовал, что окреп. И это несмотря на отвратительную пищу. Вместе с Тюриным он отбыл в село Александровское, где находилась центральная пересыльная тюрьма. Здесь предстояло дожидаться формирования партии, которая пойдет на Лену.
Как знать, если бы не Тюрин, дошел бы Артем до Александровского семьдесят пять верст пешком? Мороз стоял градусов под двадцать, на руках кандалы. Конвойные давно уже сбились с ног, а партии все шли и шли. Уставшие солдаты вымещали свою злобу на арестантах. Чуть зазевался — прикладом по спине. Но Тюрина и конвойные опасались, под его защитой Артем кое-как добрался до станка.
Вместе с Тюриным Артем пошел в дом, где жили товарищи. Какое блаженство сидеть в теплой комнате, ноги в чьих-то валенках, отходят, пощипывает пальцы, а на столе уха! Чем-чем, а отсутствием аппетита он не страдал никогда, после же тифа ему все время хочется есть.
Выспался на славу. Но вот беда, яловые сапоги хоть выбрасывай. Тюрин повертел их в своих огромных ручищах, неопределенно хмыкнул и, ни слова не говоря, куда-то вышел. Вернулся через час довольный. Молча протянул Федору… арестантские коты.
— Бери, бери, эта обувка неказиста, зато проверенная на этапах. Я на нее твои ботфорты выменял у уголовников, домой вернешься с теплыми пятками и без «боевых рубцов».
— Я не домой, мне до Нижнеилимска нужно добраться.
Тюрин промолчал. Не принято было у подпольщиков расспрашивать друг друга о намерениях. Только с сомнением посмотрел на израненные ноги Федора. Артем перехватил этот взгляд:
— Дойду! Должен дойти, иначе…
Что «иначе», Федор не договорил. Иначе нечего было и думать о побеге. До железной дороги он должен будет добираться своими двоими.
Коты оказались обувью не слишком изящной, зато надежной.
Не задерживаясь в Нижнеилимске, Артем зашагал обратно. То ли он и правда закалился в этом походе, то ли знакомая дорога всегда кажется короче, но в Воробьево он пришел свежим, веселым, хоть завтра в обратный путь. Остановка была за деньгами. В тайге, в горах они не нужны, но понадобятся сразу же, как только он выберется к тракту и к железной дороге.
Деньги! Никогда он денег не имел, старался по возможности обходиться без них. Деньги не играли в его жизни ровно никакой роли. Иное дело, если денег не хватало на партийные нужды. Он их искал, добывал, как добывал оружие, боеприпасы. Именно так он относился и к деньгам. Но сейчас Артем мечтал о них, как какой-нибудь скопидом. Конечно, можно немного заработать, но для этого необходимо подыскать мало-мальски денежную работу и проститься с надеждой уйти из сих мест сейчас — в конце лета. Нет, это не выход. Ему не нужно много, рублей бы двадцать — двадцать пять. Артем знал, что такой суммой у товарищей ссыльных он не разживется, такие же безденежные, как и он сам. Конечно, можно написать в Россию родным. Но на это уйдет время, да и риск немалый. Наверняка его письма вскрываются. Просьба о присылке денег может насторожить охранников, да и не привык он к подобным просьбам.