— А тебе не передавали, я тебе несколько раз звонил?..
— Передавали. Ваша как фамилия?
— Не узнаешь, значит?
— Сейчас, сейчас...
— Кузнецов, Николай Дмитриевич. Вильнюс помнишь?
— Коля?! Ах, черт, это ты! Склероз наступил, а я думаю, какой Кузнецов, из Внешторга, что ли... Никак не думал тебя здесь увидеть... Ну, ты все такой же!
— То-то ты меня узнал сразу! Ну, поцелуемся, что ли.
Обнялись, поцеловались трижды.
Петров оглянулся на машину, видимо, торопился.
— Ты какими судьбами? В нашей системе работаешь или собираешься?
— Куда мне... Талант нужен.
— Талант?
— Я к тебе приехал: увидеться, поговорить.
— Ко мне? — Петрова это несколько удивило. — Молодец, — сказал он, — не забываешь старых друзей. — У тебя как сейчас со временем?
— Я весь...
— Ага... Понимаешь, Коля, я не ожидал насчет сегодня, приходи завтра на работу, в любое время, прямо с десяти. Поболтаем, вместе пообедаем, пропуск я тебе закажу. Редакция вещания на Западную Африку. Запомни.
— Что же я к тебе на работу пойду? Пойдем домой или в ресторан, посидим по-человечески. А сегодня что у тебя, работа?
— Сейчас! — сказал Петров женщине. — Еду в один дом, обещал, откладывать неудобно.
— Отмени.
— Неудобно, нельзя.
Помолчали.
— А старые друзья на дороге валяются? Слушай, ты тоже имей совесть, выручай друга или забыл все?
— Я помню, я всегда помню. Я тебе очень обязан.
— Я не к этому. Но ты должен понимать, если я тебя нашел специально, значит — надо.
— Хорошо. Есть. Сейчас, сейчас, — сказал он женщине. — Тогда так, через пару часов я тебя жду дома.
— Что такая нервная? Сотрудница?
— Жена.
Жена? Сколько ж ей лет?
Петров усмехнулся:
Мало. А чего, пока можем...
— А Тамара?
— Пять лет уж развелись. Алименты плачу. А ты стабилен?
— Что? — Кузнецов не сразу понял слово. — Нормально.
— А у тебя, кажется, дочь была?
— Сын. И дочкой обзавелся.
— Молодец.
— Вот и я хотел поговорить.
— А в чем дело, в двух словах...
— В двух словах не скажешь.
— Насчет работы?
— Да.
— К нам устраиваешься?
— На заводе у меня неприятности. За старое.
— За какое старое?
— За то самое...
Петров очень удивился. Очень. Даже не мог скрыть удивления.
— Вот как? Что-то я не слышал про эту кампанию. Ты не перепутал?
— Чего ж?
— Надо поговорить. Обязательно. Молодец, что приехал. — Петров написал адрес. — Держи. Телефон тоже на, на всякий случай. Я не прощаюсь. Значит, через два часа. — Он сел в машину, вспомнил:
— Оля, познакомься. Это мой старый друг.
— Оля.
— Кузнецов.
— Жду.
— Випить-то что взять?
— Коньяк найдешь, возьми, а так — водку. Дома тоже найдется.
— Две бутылки хватит?
— Да, хватит. Ты один придешь?
— Один.
— Хватит, конечно. Жду.
Машина отъехала.
Квартира Петровых была обыкновенной двухкомнатной кооперативной квартирой. В большой комнате, где они сидели, стоял телевизор с большим экраном, сервант с набором маленьких бутылочек и посуды, коллекция значков на оконной шторе, тахта с журнальным столиком, на нем иностранные журналы. Все было достаточно оригинально и в той же мере банально. Так же как эстампы и керамика, развешанные и расставленные по комнате.
Сидели и пили. Одну бутылку уже приканчивали, и хозяин стащил пиджак и развязал галстук.
Телевизор был включен, но звук вывели. Жена была, видимо, в другой комнате.
Кузнецов рассказывал, в какой уж раз за эти дни, свою биографию. Хозяин кивал и жевал мясо.
— Ведь я ворошиловский стрелок был. На курсы специально пошел, думал, успею в Испанию. Не успел.
— Святое время, я помню.
— А потом война. Представляешь, на пятый день Минск взяли. И прут, и прут. Разве можно было в это поверить? Буржуазная пропаганда!
— Жутко вспомнить. Жутко.
— С первого боя танк подбил, представляешь? Знаешь, что это такое?
— Знаю, конечно.
— Дурак был, молодой! Семнадцать лет! Ничего не боялся. Вечером меня уволокли в тыл, раненного, а через день их окружили и... всех. Я уж после войны искал, думал, из плена вернутся. В прошлом году на годовщину, когда всех искали, — никого. Из тридцати восьми человек нашего техникума — я один, понимаешь?
— Понимаю, конечно. Я в сорок втором в Москву заехал, из училища, к девчонке. Пустой город. Никого. Знаешь, как...
— Давай выпьем за ребят...
— Давай.
Налили. Встали, помолчали. Выпили. Поцеловались.
Кузнецов разлил остаток и отставил бутылку со стола к стене.