— Хорошо. А как ваши поживают?
— У нас такие дела: я живу здесь, в городе почти не бываю и не хочу. Сплошная суета и нервотрепка. Валентина Михайловна, значит, уехала в санаторий лечиться, мне тоже предлагали. Я раз съездил, даже заболел: пенсионеры — жалуются, ругают, критикуют, в обмороки падают, водку, опять же, пьют. Это мне ни к чему, грузинские виды, Сочи. Я русскую землю люблю. Смоленщина, Валдай. Рыбу половить, поохотиться. Больше мне ничего не надо.
— А как дочка?
— Татьяна замужем. Институт закончила, три языка знает, работает по этому делу. И муж у нее такой же, за границей сейчас. Родили мне внука.
— Поздравляю.
— Спасибо. Хороший парень. Крепкий, сердитый. Хотели Иваном назвать, в честь меня, но вроде несовременно. Назвали Сашей. Но я не обижаюсь. Лишь бы они росли здоровые. Это — слива. Сколько она у меня крови взяла. Шесть лет над ней бьюсь и — ничего. Хотел срубить в прошлом году, пожалел. Дал ей еще один год сроку. Если не исправится, придется срубить. Ну что, Марта, что? Ах ты ласковая, ласковая, ну давай, давай! Легла уже, бесстыжая! До чего ж ласковая! Но Цыган лучше, настоящий сторожевой пес! Никого не пропустит! Смотри какой! Цыган! А?!
— Отличная собака.
— Ты-то разбираешься. Да, вот так, значит, живем. Пошли сюда. В общем, жизнь ничего, как говорится, лишь бы войны не было и разных пертурбаций, не дергали бы людей, дали бы пожить тихо и спокойно... А это моя гордость, оранжерея. Заходи.
— Хорошо. Сами делали?
— Как же, сам! Не под силу. Мастеров приглашал.
— Хорошо сделали.
— Хорошо, да не очень. Люди разучились работать. Не умеют и не хотят. Водку жрать и даром деньги получать, и власти критиковать, вот, что сейчас в моде. Я с ними здесь целые дни возился. Глаз и глаз, иначе бы мне сделали! Видал, какая красота!
— Да.
— А это, а это...
— Красиво!
— Я цветы всю жизнь любил. И все некогда было заняться. В основном неудобно.
— Я помню.
— Это что, разве на Севере можно разводить цветы? И работа... Кто-нибудь скажет или напишет.
— А чего ж страшного?
— Страшного ничего, но уже отклонение... Наша царица!
— Да, красиво. У вас здесь одни розы?
— Только розы. Ты смотри, Николай Дмитриевич, смотри.
— Красиво.
— Очень. Не понимаешь ты. Вижу сразу, что не разбираешься в красоте цветов, а этому кусту цены нет. Я за него какие деньги уплатил. Все я тебе показал, рассказал, пошли в дом. Марта! Видал? А это что?..
— Коньяк.
— Коньяк?! Ну-ка, посмотрим. Армянский, ух ты, три звездочки. Небось дорогой?
— А!
— Значит, уважаешь начальника, привез угостить, не пожалел. Правильно. Молодец. Сам-то часто употребляешь?
— При встрече.
— Редко, значит. Молодец. А куришь?
— Нет.
— Не начал, значит. Правильно. Заходи. Разувайся. Вот тебе тапки.
Большая часть веранды была заставлена цветами в огромном количестве. Они стояли на полках, стеллажах, столах, на полу. Очень много было кактусов. Еще было три аквариума, два больших и один громадный. По обе стороны двери, во всю стену, стояли с одной стороны шкаф, с другой — буфет. Буфет так же был заставлен горшками, банками, почему-то тремя одинаковыми сифонами, виднелся термос. У самой двери на веранду, на специальных полках, была разложена обувь, тоже в большом количестве.
Они переобулись. Марте, которая зашла за ними, хозяин вытер тряпкой лапы.
— Ну, иди, иди, Марточка, иди собачка.
— Кактусов сколько, зачем они вам?
— Вот посмотри, видишь кактус? Безобразен?
— Чего хорошего?
— Я тоже раньше так считал. Гадость. Сорняк. А сейчас считается за приличное растение. В моду вошел.
— Это где же?
— У нас. Я здесь живу. Видишь, как время повернуло. Во всех домах ставят.
— Что ж красивого?
— Отстал ты от жизни, не понимаешь... А люди считают... Этот видишь? Знаешь, сколько стоит?
— Ну сколько, полтинник?
— Ты мне достань, я тебе рубль дам. Восемь рублей!
— Что вы, Иван Саввич?!
— Вот так. Здесь у меня — не мешай, Марта,— на тысячи полторы. Рассаживаю по горшкам, два года постоят — уже деньги. Мне приятно и людям на пользу, а деньги никогда не помешают. Ухода никакого, хочешь — займись. Я тебе пару штук подарю для зачина.
— Спасибо, Иван Саввич, мне они ни к чему.