Старкиллер со стоном повернул коротко стриженую голову. Только для того, чтобы натолкнуться взглядом на ещё одну ненавистную сейчас рожу. Двуул прилип к иллюминатору, хихикая и пританцовывая на месте, словно до сих пор ни разу не видел, как при нештатном входе в атмосферу начинает светиться перегретая обшивка.
В тёмном земном небе разгоралась новая звезда.
- Мама, мама, смотри: что это там?!
- Это просто звезда падает, Юра. Ты уроки сделал?
- Сделал, мама, — послушно отозвался круглоголовый семилетний мальчик, не отводя взгляда от ползущей по небесному склону букашки. Самолётов над Клушино в эти месяцы летало много, но падающую звезду мальчик видел впервые.
- Иди в дом, Юра: холодно.
- Я помогу.
- Нет, сынок, я сама поколю. Тут уж осталось-то.
Анна Тимофеевна распрямилась, смахнула пот, поправила платок. Алексей Иванович обещался скоро приехать на побывку, но отпуска красноармейцам давали по-прежнему неохотно. Вроде и погнали фрица проклятого — а кто его знает, как ещё там повернётся... Не застыл бы: чай, не молоденький. Да и сын заждался.
- Иди в дом, Юра.
- Мне не холодно... Мам, а она совсем-совсем падает?
- Наверное.
- А почему на юг? Разве звёзды падают на юг?
- Потому что там тепло. Она летит в тёплые края.
- Нет, — сказал мальчик, упрямо поджимая губы. — Она же звезда. Она сама горячая.
Горячая броня плавила снег, но такую воду, конечно, пить никто бы не стал — разводили костры. Асланов ломал спичку за спичкой: руки тряслись.
- Дай сюда, — сказал Лизюков, отбирая коробок. — Всё нормально, Ази, всё нормально.
- Э! — сказал Асланов. — Всё нормально, Саша. Я не от страха.
- Я знаю, что не от страха.
Александр Ильич очень хорошо понимал друга: в танке гореть — не сахар. Ази ещё отлично держится.
- Подумаешь, горел. Не сгорел же. Сам выбрался, экипаж весь цел — чего тебе ещё?
- Не в том дело, — покачал головой Ази; смешно он это делал, словно танцевал круглыми бровями. — Понимаешь, я, как загорелся, ребят наружу гоню, а сам думаю: обидно было бы в трофейном танке сгореть. В «тридцатьчетвёрке» — пожалуйста, а в немецком — не могу.
- С души воротит? — посмеиваясь, спросил Лизюков.
- Э! Какой воротит — выворачивает!
- Ну, что поделать, негде было нормальные машины взять. Это нам повезло ещё, видал.
- Как так?
- Да немцы, когда артиллерию перебрасывали, только вид сделали. Те пушечки, что ты давил — это новые ПТОшки, семьдесят пять мэмэ. То есть эмэм.
- Э...
- Ну.
Он отвлёкся, чтобы скрошить в закопчёный котелок ещё несколько кусков твёрдого, как чёрствый хлеб, снега.
- Так что пошли бы мы в лоб, как сперва планировали... А знаешь, кто Михал Ефимычу их позиции обозначил?
- Кто?
Вместо ответа Александр Ильич указал пальцем в небо.
- Союзники? — с любопытством спросил Асланов, который про «марсиан» знал не так много, но и не совсем уж ничего.
- «Союзники», — передразнил Лизюков. — Бери выше.
- Ну-у?..
- Вот тебе и ну, видал. Пакет передай.
Он принял пакет из совсем уже спокойных рук друга, развернул, принюхался.
Ну, что поделать. В наступленьи жировать не приходится, видал.
- Ладно, — сказал Лизюков. — Главное, что мы своё дело сделали. Теперь пехтура Лиду зачистит. Считай, снова наша Беларусь. Анна Павловна Ширяева, пятидесяти пяти лет, колхозница, вдова, кинулась на шею единственному сыну.
- Міхаіл! Сыночка, жывы!
- Ну-у, мама, — басил бородатый, нечёсаный и до смерти уставший Міхаіл. — Живой я, живой. Тута.
- Сынок! — рыдала мать и тянулась поцелуями к его лбу. — Я ўжо і не чула!..
- Да тута я, — отвечал сын, осторожно сжимая старушку в крепких объятиях. — Всё, мама, село наше. Сам Лизюков здесь!
- Ці не пойдзеце?
- Не уйдём! Нас теперь сам чорт отсюда не стрясёт! Машину трясло страшно, пол ходил ходуном.
- Иван! — кричал Половинкин в бреду, — Иван, не заводи мотор!..
- Щас, Колян, щас, — бормотал Кожедуб, лихорадочно высматривая на панели управления хоть какие-то знакомые символы, — отойдём подальше... После разгерметизации ангара «Разбойную тень» вынесло в открытый космос — хорошо, двери закрылись автоматически. Маленький звездолёт развернуло поперёк среза, повело кормой вперёд. Силовые кабели, которые, разумеется, никто не успел отсоединить, рвались один за другим, и «Тень», выпавшая из области искусственной гравитации, начала закручиваться вокруг своей оси.
Оно бы и ничего: выровнять машину — заурядный манёвр; только вот Кожедуб его не знал. Не дошли они с Ламтюговым и остальной группой до орбитальных манёвров, не успели. Для того и послали Ивана Никитовича, знатного первопроходца, на стажировку на «Палач».