Следовало ловить момент — и копчик фон Белова дрожал от сладкого предвкушения срываемого куша.
Раттенхубер привёл своих людей. Эсэсовцы охраны по указаниям Каммхубера рассортировывали тела; некоторых пострадавших отправили по госпиталям, некоторым пришлось не выжить. Каммхубер убивал лично, не таясь; эсэсовцы не препятствовали, — и не отводили глаз, — понимая, что само присутствие здесь переводит их в разряд наиболее доверенных лиц новой власти.
Каммхубер ничего никому не объяснял, даже почти не командовал — просто убивал.
Подобной ледяной жестокости никак нельзя было ожидать от старины Йозефа, этого невысокого человека с добродушным круглым лицом баварского крестьянина. И всё же далеко не всех в зале он приговорил к физическому устранению. Так, выжил Гёббельс, выжил Кейтель — эти двое добровольно и практически сразу, ещё и не полностью осознавая новый расклад, переметнулись на сторону Каммхубера.
Фон Риббентроп находился в глубоком беспамятстве. Каммхубер покачал головой, но убивать министра иностранных дел не стал. Фон Браухич, одной рукой зажимая рану в животе, другой отчаянно салютовал новым обстоятельствам.
Тодта, Шпеера, Круппа, многих других под охраной отправили в госпиталь. Из-под трупов выковыряли почти невредимого Канариса; Каммхубер приказал доставить его в спешно выделенный кабинет. Разговор занял более четырёх часов, — с перерывами, разумеется, — но маленький адмирал вышел из нового кабинета Каммхубера с новой сединой, новыми убеждениями и новыми полномочиями. Искушённый в аппаратных играх Николаус начинал кое о чём догадываться.
На ступенях главного портала Рейхсканцелярии Канарис едва разминулся с вооружёнными и очень решительно настроенными людьми: группа боевиков Гейдриха прибыла арестовать Каммхубера — но оказалась расстреляна в полном составе. Порфир вестибюля не стеснялся крови; старина Йозеф действовал так, словно предчувствовал каждую новую угрозу. Ответный удар возглавил сам Раттенхубер — шеф Имперской службы безопасности, прохлопавший диверсионную группу русских, испытывал острую потребность в реабилитации. Труп Гейдриха приволокли на продетом под рёбра мясницком крюке, со смехом зашвырнули в банкетный зал и записали жертвой того же террористического акта.
Фон Белов составлял списки погибших: надо было объявить траур; Рейху предстояло от души оплакать цвет нации.
В это время Каммхубер лично отправился в караульный батальон «Великой Германии». Потребовался лишь получасовой разговор, — подкреплённый отчаянной твёрдостью Йозефа, — чтобы крепкие парни элитного батальона разъехались по столице, перекрывая дороги и предместья, блокируя телеграфные и радиостанции — и тех, кто мог ими воспользоваться. Разумеется, генерал не был идиотом, и не сводил свои действия к одному только умерщвлению неугодных. Фон Белов понимал, что несколько незаметных убийств — всего лишь наиболее эффективный способ устранения альтернативных центров силы, так сказать. «Падающего подтолкни», так сказать. Безобидная, добросовестная конкуренция, так сказать — а разве можно представить себе цивилизованный мир без конкуренции?.. И не важно, как сам Каммхубер объясняет свои действия... или пренебрегает какими-либо объяснениями. Старина Йозеф нынче ужасно занят установлением истинно немецкого порядка.
- Я не допущу гражданской войны в Рейхе, — на бегу прохрипел Каммхубер. — Не сейчас.
Теперь, когда генерал обзавёлся собственной эрзац-гвардией и устранил непосредственную угрозу со стороны военных, следовало разобраться с гражданскими. Он отправился «навестить раненых».
Крупп всё ещё оставался без сознания, но прогнозы врачей утешали. Вилли Мессершмидт сбежал из больницы, но затем прислал в Рейхсканцелярию письмо с заверениями в вечной преданности, а позже явился подтвердить их лично; Каммхубер немедленно загрузил конструктора какими
- то неизвестными фон Белову задачами.
И Шахт, и Функ без раздумий пошли под новую руку.
Тодт заартачился — и Каммхубер хладнокровно задушил его прямо в палате.
Миляга Шпеер не колебался ни секунды, — ему было всё равно, для кого строить, лишь бы строить, — и присягнул на верность новому фюреру. Да... новому фюреру.