— Я ее туда сунул, чтобы освободить поднос. Он был весь заставлен: горячие пирожки и шампанское, компот и томатный суп, жареная курица и мороженое.
— Кошмарная смесь! Надо было летать на самолете британской авиакомпании.
— У меня не было времени заказать билет.
— Да, тут дело срочное. Наш человек в Гаване присылает последнее время довольно тревожные донесения.
— Отличный работник, — сказал Готорн.
— Не отрицаю. Побольше бы таких. Единственное, чего я не пойму, как американцы до сих пор ничего не пронюхали.
— А мы запрашивали их, сэр?
— Конечно, нет. Я боюсь, что они разболтают.
— Может, они боятся, что разболтаем мы.
Шеф спросил:
— А эти чертежи — вы с ними ознакомились?
— Я не очень разбираюсь в таких вещах. Я сразу же их переслал.
— Ну так взгляните на них сейчас как следует.
Шеф разложил чертежи на столе. Готорн нехотя оторвался от радиатора, и его тут же охватил озноб.
— Что с вами?
— Вчера в Кингстоне было девяносто два градуса.
— Кровь у вас стала жидковата. Наши холода пойдут вам на пользу… Ну, что скажете?
Готорн принялся разглядывать чертежи. Они ему что-то ужасное напоминали… Но что?.. Он испытывал какое-то странное беспокойство.
— Вы помните сопроводительное донесение, — оказал шеф. — Источник дробь три. Кто он такой?
— По-моему, инженер Сифуэнтес.
— Понимаете, даже он был озадачен. При всей своей технической эрудиции. Эти машины транспортировались на грузовиках из армейского штаба в Байамо к границе лесов. Там их погрузили на мулов и повезли по направлению к тем загадочным бетонным площадкам.
— Что говорят в министерстве авиации?
— Они взволнованы, очень взволнованы. Ну и, конечно, весьма заинтересовались.
— А как атомники?
— Им мы еще не показывали. Вы же знаете, что это за народ. Начнут придираться к деталям, кричать, что все это не очень точно, что размеры трубы не те или что она направлена не в ту сторону. Нельзя требовать, чтобы агент восстановил по памяти все детали. Мне нужны фотографии, Готорн.
— Эта нелегкое дело, сэр.
— Надо их раздобыть во что бы то ни стало. Любой ценой. Знаете, что мне сказал Сэвэдж? У меня, доложу я вам, просто волосы встали дыбом. Он сказал, что один из чертежей напоминает ему гигантский пылесос.
— Пылесос?!
Готорн согнулся над столом и припал к чертежам, — его снова пробрал озноб.
— Прямо мурашки по коже пробегают, правда?
— Но это же невозможно, сэр! — Готорн говорил с таким жаром, точно на карту была поставлена его собственная карьера. — Не может это быть пылесосом. Что угодно, только не пылесос!
— Дьявольская игрушка, верно? — сказал шеф. — Остроумно, просто и чертовски ловко придумано. — Он вынул черный монокль, голубое младенческое око отразило свет лампы, и на стене над радиатором забегал зайчик. — Видите эту штуку? Она в шесть раз больше человеческого роста. Похожа на гигантский пульверизатор. А это — что оно вам напоминает?
— Двусторонний наконечник, — уныло сказал Готорн.
— Что такое двусторонний наконечник?
— Они бывают у пылесосов.
— Вот видите, опять пылесос. Готорн, кажется, мы напали на след такого крупного дела, рядом с которым сама водородная бомба будет выглядеть оружием обычного типа.
— А разве мы этого хотим, сэр?
— Конечно, хотим. Тогда люди перестанут столько о ней болтать.
— Что же вы предполагаете, сэр?
— Я не ученый, — сказал шеф, — но поглядите на этот громадный резервуар. Ведь он, наверно, выше деревьев. Наверху что-то вроде огромной оскаленной пасти… обратите внимание на трубопровод — он здесь намечен пунктиром. Почем нам знать, может, он тянется на много миль, от гор до самого моря. Знаете, говорят, русские работают над каким-то новым изобретением — что-то связанное с солнечной энергией и морскими испарениями. Понятия не имею, что у нас тут, но уверен — дело грандиозное. Передайте резиденту, что нужны фотографии.
— Просто ума не приложу, как ему подобраться поближе…
— Пусть наймет самолет и собьется с курса над этим районом. Не сам, конечно, — пусть пошлет дробь два или дробь три. Кто такой дробь два?
— Профессор Санчес. Но самолет непременно обстреляют. Весь этот район патрулируется военной авиацией.
— Вот как, в самом деле?
— Ищут мятежников.
— Ну, это они так говорят. Знаете, Готорн, какое у меня возникло подозрение?.
— Да, сэр?
— Никаких мятежников вообще не существует. Все это миф. Правительству понадобился предлог, чтобы объявить район закрытым.
— Пожалуй, вы правы, сэр.
— Для всех нас будет лучше, если я ошибаюсь, — радостно сказал шеф. — Боюсь я этих штук, Готорн, ей-богу, боюсь. — Он снова вставил монокль, и зайчик на стене исчез. — Когда вы были здесь в прошлый раз, вы говорили с мисс Дженкинсон насчет секретаря для 59200 дробь пять?
— Да, сэр. У нее не было ничего подходящего, но она считает, что одна из ее девушек, Беатриса, пожалуй, сойдет.
— Беатриса? До чего же противно, что их называют по именам! Подготовку она прошла?
— Да.
— Пора дать резиденту в Гаване помощников. Все это не по плечу одному человеку, да еще без специальной подготовки. Пожалуй, пошлите и радиста.
— А не лучше ли мне сначала съездить самому? Я бы мог познакомиться с обстановкой, поговорить с ним о том о сем.
— А конспирация, Готорн? Мы не можем сейчас подвергать его опасности провала. Если ему дать радиопередатчик, он будет сноситься непосредственно с Лондоном. Не нравится мне эта связь через консульство, да и они тоже не в восторге.
— А как же его донесения, сэр?
— Придется ему наладить что-то вроде курьерской связи с Кингстоном. Можно использовать кого-нибудь из его коммивояжеров. Пошлите ему указания с секретаршей. Вы ее видели?
— Нет, сэр.
— Повидайте немедленно. Проверьте, подходит ли она. Может ли взять на себя всю технику? Введите ее в курс дел его фирмы. Старой секретарше придется уйти. Поговорите с А.О. насчет небольшой пенсии.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Готорн. — Можно мне взглянуть еще раз на эти чертежи?
— Вас, кажется, заинтересовал вот этот. Что вы о нем скажете?
— Похоже на быстродействующую соединительную муфту, — мрачно сказал Готорн.
Когда он был уже у двери, шеф бросил ему вдогонку:
— Знаете, Готорн, все это прежде всего ваша заслуга. Мне как-то говорили, что вы плохо разбираетесь в людях, но у меня на этот счет было свое мнение. Браво, Готорн!
— Спасибо, сэр.
Он уже взялся за ручку дверь.
— Готорн!
— Да, сэр?
— А вы не нашли той старой записной книжки?
— Нет, сэр.
— Может, ее найдет Беатриса.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Уормолду никогда не забыть этой ночи. Милли исполнилось семнадцать лет, и он решил повести ее в «Тропикану». Хотя в кабаре и нужно проходить через игорные залы, «Тропикана» все же безобиднее, чем «Насьональ». Эстрада и площадка для танцев находятся под открытым небом. На огромных пальмах, в двадцати футах над землей, раскачивались девушки, а розовые и лиловые лучи прожекторов скользили по полу. Певец в ярко-голубом фраке пел по-англо-американски о прелестях Парижа. Потом рояль задвинули в кусты, и девушки спустились с ветвей, как пугливые птицы.
— Как это похоже на Арденнский лес, — с восторгом сказала Милли.
Дуэньи с ней не было: она исчезла после первого же бокала шампанского.
— Не думаю, чтобы в Арденнском лесу были пальмы. Или танцовщицы.
— Ты все понимаешь буквально, папа.
— Вы любите Шекспира? — осведомился у Милли доктор Гассельбахер.
— Нет, не люблю, — слишком уж он поэтичен. Помните, как это у него… Входит гонец. «Направо двинулся с войсками герцог мой». — «Тогда мы с радостью пойдем за ним на бой».