Выбрать главу

Я подошел к Маркатовичу и присел возле него на корточки. Ему досталось изрядно. Губы разбиты, кровоточат. Лицо красное, один глаз полузакрыт. Он держался руками за ребра и едва дышал.

Несколько Джо собрались вокруг нас.

— Спасибо, Джо, было жарко, — сказал я.

— Мать их так, кто это были?

— Не знаю…

Я видел, их немного смущало, что и они сами нас не знают, но об этом никто не упомянул… К тому же они за нас и не дрались, просто пробежались немного…

Я вызвал Маркатовичу скорую.

Пока мы ждали, один Джо спросил меня: — Ты из нашего квартала?

— Ага, — сказал я. — Я здесь не всегда живу, но Тошо мой френд.

— Ага, — сказал и он и конспиративно кивнул, будто бы вспомнив меня. Наверняка он подумал, что опиаты уничтожают его память.

— Вы нас спасли, — сказал я. — С меня всем выпивка, когда увидимся.

Маркатович, до этого момента стонавший на земле, в полулежачем положении прислонившись к своей машине, подключился к разговору, протянув руку с двумя сотнями кун: — Вот, парни, возьмите, выпейте что-нибудь…

— Не-е-е! — сказал самый крупный Джо.

— Да бери, — сказал я. — А не то он потеряет сознание, если начнет вас уговаривать.

Джо взял.

— А реально, кто они, которые напали? — спросил другой Джо.

— Понятия не имею, правда.

— Микро…регионалисты, — Маркатович снизу подал голос, потом застонал.

Джо уставились на меня. Решили, что он бредит. Один хмыкнул. Маркатовичу не хватало половины переднего зуба, я это только что заметил.

— Они проиграли выборы, а-а-а-а… — простонал он. — Хотя я обеспечил им… максимум возможного…

— Ладно, не напрягайся, — успокоил его я. И тихо сказал всем Джо: — Сотрясение мозга.

Когда приехала скорая, я отправился вместе с Маркатовичем.

— Ты что-то должен Долине? — спросил я Маркатовича в микроавтобусе скорой помощи и заметил, что молодой медбрат с интересом наблюдает за нами.

— Ну… Они каждую куну считают, — с болезненной гримасой сказал Маркатович.

Когда мы приехали, его положили на каталку. Прежде чем его увезли, Маркатович трагически пробормотал: — Вот и занимайся бизнесом в Хорватии…

— Что? — спросил санитар.

Маркатович ему не ответил, потому что обращался, ясно, не к нему, а ко всей хорватской общественности.

Мне он помахал с таким патетическим выражением лица, как будто мы больше никогда не увидимся.

Его повезли зашивать губу. Был упомянут и рентген. С зубным ему придется разбираться самому.

Дверь за ним закрылась, и я огляделся, дезориентированный, как будто меня неожиданно разбудили. Должно быть, и я был в шоке. В голове у меня бессмысленно вертелось слово «микрорегионалисты»… И то, как они били Маркатовича ногами… А тут ещё запах больничной дезинфекции… Потом я заметил блондинку, которая спала, сидя на стуле в холле.

Я подошел к ней, посмотрел вблизи.

Она двумя руками держала сумочку, лежавшую у неё на коленях, голова ее склонилась в сторону. Сильва.

Я сел рядом.

Посидел некоторое время, как будто нашел здесь прибежище.

Подумал, разбудить её или не надо… Будить было жалко. Цвет её лица выдавал тяжелую усталость.

Курить здесь было нельзя, и через некоторое время я встал и сделал пару шагов в сторону выхода… Потом достал мобильный и написал смс: «Если успеешь, посмотри, как там Маркатович. Его повезли зашивать. Я пошел домой писать любовную историю».

Из её сумочки послышался сигнал мобильного о том, что сообщение принято. Она не проснулась.

Реальная любовная история

Вернувшись к себе, я взял пиво, сел за стол и стал листать позавчерашнюю «Сегодня» в поисках «Для счастья нужны двое». Оказалось, найти нетрудно. Действительно, целая страница.

«Дорогие читатели, если вы думаете, что ваша любовная история в чем-то необыкновенна или оригинальна, всё, что вам нужно сделать, это послать её нам. Возможно, именно ваша любовная история будет выбрана как самая оригинальная и вы отправитесь в волшебное призовое путешествие», было написано там.

Я стал думать о любовной истории: двое любили друг друга, а потом на их любовь набросились работа, деньги, успех, родственники — и любовь не выдержала давления системы… Но романтичный жанр не признаёт любви, которая вот так погибает, на систему он смотрит свысока. Я знал, что жанр лжет.