— Не бойся, я следила за собой, чтобы не ляпнуть что-нибудь, — улыбнулась она.
Посмотрела на остатки пиццы на столе.
— Я поел, больше не мог ждать, — сказал я.
— Не страшно, я тоже поела, — сказала она. — Мы заказали гору чевапчичей.
Подошла ко мне.
— Воняет? — спросила и дыхнула на меня луком. Это застало меня врасплох.
— Ух, не дыши на меня!
— Поду-у-умаешь! — Она изображала непослушного ребенка.
Было ясно, что ей хочется поднять моё настроение. И я принялся театрально ужасаться: — Иисусе, какой позор, мать твою, надо же, а мне говорили, что актриса — какая актриса, весь дом провоняла!
— А мне всё равно-о-о! — Она хихикала и дышала на меня луком, пытаясь поцеловать, но я уворачивался.
В конце концов я дал ей себя поцеловать, и она тут же утратила интерес к сюжету.
Я подумал, а не сказать ли ей насчет Чарли и Элы…
— Ну что, Ерман и Доц вызубрили текст? — перешел я к спектаклю.
Она закатила глаза: — Инго перенес генеральную на одиннадцать вечера! До этого ему нужно поработать с ними. Но самое противное, что он больше всего цепляется ко мне. Естественно, что они и меня время от времени сбивают. А он тогда на мне демонстрирует свой авторитет…
— Надо же, весь такой современный, а отыгрывается на девчонках?!
— Но единственное, на что он мне указывает, это то, что я должна играть «по-панковски». Мелет, что я должна взбунтоваться против того, как эту роль видят другие, — она говорила, подражая речи режиссера и тому, как он курит сигарету, то и дело поглядывая куда-то вверх.
— Хм, возможно…
Тут она занервничала: — О’кей, я должна взбунтоваться, но он же целыми днями орет на меня…
Я не знал, что сказать: — Ишь, какой…
Потом осторожно добавил: — Наверняка он паникует. Знаешь, вы все сейчас паникуете…
Думаю, она и так знала всё, что я ей говорю. Знала, что и она паникует. Но ей хотелось выговориться: — Да знаю, знаю… Но я еле сдержалась сегодня, чтобы не послать его на… на хер! Понимаешь… Ну, нужен панк, так ты его получишь!
Саня любит быть храброй, занять позицию. Если бы в ней было хоть что-то, обычно свойственное мужчинам, возможно, это выглядело бы по-другому, а так это её желание вечно спорить, демонстрировать независимость, что-то доказывать… Я всё это просто обожаю. Иногда говорю ей ласково: ты у меня герой.
Но сейчас я вижу, как она вздыхает, почти плача, смотрит в сторону, берет сигарету… Затянулась пару раз, потом украдкой посмотрела на меня, не заметил ли я этот момент её кризиса.
— Так возьми и пошли его на хер! — предложил я.
— Да?
— А пусть задумается! Всё равно сейчас уже поздно тебя кем-то заменять.
Мне хотелось, чтобы она ощутила поддержку. Она должна держать себя с уверенностью в том, что имеет право на самозащиту. Режиссера она никуда не пошлет, ей будет достаточно почувствовать, что она могла бы это сделать. Это поможет ей встать на ноги, избавиться от впечатления, что со всех сторон на нее сыплются удары.
Она посмотрела мне в глаза так, будто увидела в них нечто прекрасное, и поцеловала меня.
— Ух, ведь действительно воняет луком! — сказал я.
— Тогда пойду почищу зубы! — весело воскликнула она.
Когда Саня вернулась, мы сели на диван, она гладила меня по голове, шее, животу, как будто имеет скрытые намерения, но, должно быть, я показался ей деревянным, и она спросила, не из-за неё ли это… Принялась убеждать меня, что не нужно беспокоиться, что она со всем справится.
Тогда я вздохнул. На этот раз была моя очередь.
Саня была против того, чтобы Борис ехал в Ирак, она была против этой войны, против того, что о ней пишут как о каком-то грандиозном представлении, была против infotainment’а, была против самых разных вещей, да и от моих родителей, подозреваю, была не в восторге. Ладно, я тоже, но кто его знает, почему я всегда защищал их перед ней, возможно потому, что не хотел, чтобы получилось так, что она в генетическом отношении лучше.
Помню, как она закатила глаза, когда я сказал ей, что Борис поедет туда, и принялся уверять, что не потому, что он мой родственник, просто он именно тот человек, который справится с такой задачей — знает арабский, образован, война для него не проблема… Поэтому позже я об этих вещах и не заикался, но теперь, черт побери, мне нужно было с кем-то поделиться…
Я вкратце ввел её в курс дела, и, разумеется, всё это звучало как подтверждение её тогдашней правоты.
Закончил я словами: — Это было моей ужасной ошибкой — порекомендовать его.