Я немного подумал и сказал: — В основном я жду, что будет дальше.
Он уставился на меня так, словно ему в голову пришло что-то существенное. Мне не хотелось, чтобы он вспомнил про руководство о бирже или нечто подобное, поэтому я прервал ход его мыслей: — А ты? Как развивается роман?
Маркатович глянул на меня исподлобья. — Потихоньку. Действую, когда есть время… — сказал он. И продолжил без паузы, как плохой диджей: — А ты сегодня видел на бирже…
— О бирже мне больше не напоминай! — прервал его я. — Договорились?
Маркатович посмотрел на меня обиженно, а я решил ему сказать, что лучше всего ему было бы поехать домой… Или напиться по-человечески… Мне уже надоело смотреть, как он становится алкоголиком сверхурочной работы, убегает от жены и постоянно говорит о чём-то третьем.
— Что с тобой? — спросил он.
— И о Долине тоже! — продолжил я. — Больше о нём не напоминай.
— Сорри… Нет проблем… — он поднял руки.
— Значит так — или идем домой, или пьем по-человечески! — сказал я.
Он смотрел на меня растерянно.
— Не понимаю… может, я чем-то тебя обидел? — спросил он почти испуганно.
И сник. Он выглядел теперь так, как будто во всём отдает себе отчет, а из-за морщинок вокруг глаз его лицо сложилось в гримасу, которая взывала к состраданию. Посмотрев на него, я отказался от приготовленного выступления.
Я почти почувствовал грусть. И вообще больше не злился.
И сказал ему: — Эгей… Я просто немного нервничаю, дело только в этом.
Маркатович заглотнул свой виски и принялся махать рукой, чтобы принесли ещё.
Казалось, что так мы выигрываем во времени.
Наконец официант его заметил.
Маркатович вздыхал, не знал, как начать.
— Грёбаное всё, — сказал он.
— Да нет, — сказал я. — Просто у меня на работе пипец.
— Что такое?
— Один болван меня ужасно подставил. Я его порекомендовал, когда искали репортера для Ирака, он туда уехал, а теперь вообще не подает голоса.
— Да-а, нехорошо! — сказал Маркатович. — Что будешь делать?
— Жду, — сказал я. — Пока что ему всё еще не поздно объявиться.
— Объявится, — сказал он. А потом добавил: — Не нужно психовать заранее. Знаешь, вот тут на днях оттуда вернулся один тип, кажется кинооператор, так ты знаешь, он контрабандой провёз золотые краны-смесители из дома Саддама в Тикрите! Я это слышал от одного типа, который занимается антиквариатом, ну, понимаешь…
Он собирался продолжить, но зазвонил его мобильный. Звонила Диана, и он ей сказал, что сидит со мной и нам нужно решить кое-какие вопросы.
Если бы мне пришлось описать его голос, то я сказал бы, что он старался звучать усыпляюще. Я ещё раньше замечал этот меланхоличный тон, которым он пользовался в разговорах с ней. Всё звучало как некая баллада о морских далях: можно было бы предположить, что Маркатович участвует в прямом эфире передачи «Морские вечера» с борта теплохода «Трпань», который плывет где-то в районе Сингапура, и сейчас приветствует жену и двух малышей-сыновей. Ждет не дождется, когда же их увидит, но между ними простирается море синее.
— Ну да, я действительно сижу с Тином… В «Лимитеде», решаем кое-какие вопросы, — сказал Маркатович. Из зала в лоджию доносилась музыка, которая разрушала желаемый образ деловой встречи: You gotta fight, for your right, to pa-a-arty… Диане несомненно казалось, что мы неплохо развлекаемся. Смотри-ка, подумал я, а Маркатович прав, что предпочитает тихие, безликие места.
Сейчас он смотрел на мобильник. Похоже, что прервалась связь.
Он утомленно вздохнул.
— Она такая нервная в последнее время.
— Ты слишком много работаешь, — ненавязчиво намекнул я.
— Ха, что делать, приходится, — вздохнул он и задумался. Потом неожиданно спросил: — А ты слышал насчет Ри-банка? Сегодня на бирже…
Я глянул на него. И подумал, что, похоже, это действительно какая-то болезнь.
— Маркатович, богом тебя заклинаю, прекрати вести себя так, будто мы здесь заняты каким-то делом, — рявкнул я.
Он посмотрел на меня так, словно я действительно хватил через край.
Похоже, так он и обидеться может. Его терпимость тоже имеет свои границы.
Тут он сказал: — Да что с тобой, я задал тебе совершенно нормальный вопрос!