– Почему? – удивился я. – Ведь вы говорили, что евреи создавали искусственно людей.
– Я не сказала людей. Они создавали рабов – големов, исполинских гигантов, которые могли на них работать по субботам, когда сами они по закону не должны были прикасаться ни к какой работе.
– Как же они их делали? – удивился я.
– Очень просто, – отвечала она, – лепили из красной глины человеческую фигуру, имитируя действия Бога, и оживляли её либо именем Всевышнего, либо словом «жизнь», написанным на её лбу. Фигура эта должна была иметь рост десятилетнего ребёнка. Но это создание не было человеком, потому что не имело души и не говорило. Оно быстро росло и достигало исполинского роста и неимоверной силы. Оно послушно выполняло любую работу. Но со временем человек терял контроль над этим существом, и оно его уничтожало.
– Неужели это происходило на самом деле? – не поверил я.
– Об этом говорят многие исторические источники, – сказала старуха. – Кроме того, написано много художественной литературы о големах такими писателями как Гофман, Мейринк, Чапек.
Я посидел ещё некоторое время со старухой на кухне, а затем отправился в комнату Егора.
Егор совсем не плакал, он сидел за толстой тетрадью и что-то в неё записывал.
– Хочешь, – сказал он мне, – я тебе покажу наше изобретение?
Я кинул головой.
– Тогда полезли на чердак.
Мы вышли на лестничную площадку и по железной лестнице поднялись на чердак. Там было уже темно, потому что на город спускались вечерние сумерки. Егор осветил фонариком закуток, и я увидел в нём готовую летающую тарелку. Она была небольшая, но самая настоящая. В ней невозможно было поместиться, но при желании туда втиснулись бы кот или собака.
– Ты , что же, хочешь на ней полететь? – спросил я его.
– Это не для этого, – ответил он мне, – с её помощь мы создадим над городом торсионные поля и сделаем червячные коридоры для перехода в другие измерения.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил я его.
– А то, что мы начнём делать чудеса, – ответил он, – правда, я ещё не знаю, какие. Но там нас ждёт очень много интересного.
– Где там? – уточнил я.
– По ту сторону нашей реальности.
– Ты хочешь сказать, что мы попадём в другую реальность?
– Можешь это называть, как хочешь.
– Но как мы вернёмся обратно?
– Если нам там понравится, то зачем возвращаться обратно.
– Это меня не устраивает, – твёрдо завил я. – Я не хочу никуда исчезать, ни от моих родителей, ни из школы, ни от компьютера, ни…
Я здесь осёкся и чуть не назвал имени Кати.
– Да, ладно, – рассмеялся Егор, – я пошутил. Я сам не собираюсь там нигде оставаться. Мы обязательно вернёмся. Впрочем, мы с тобой никуда и не денемся. Я так думаю. Мы останемся тут же, просто другой мир сам придёт нам на встречу.
– Как это? – не понял я.
– Всё, что мы с тобой задумаем, мы можем реализовать в своей жизни, здесь, прямо в наше время. И никуда не нужно будет путешествовать. Мир сказочный соединится с нашим реальным миром.
– Как же это ты сделаешь? – удивился я.
– Это мы с тобой сделаем, – поправил он, – мы познаем суть времени глубже, отправившись в путешествие во времени.
– Но разве это можно?
– Ещё как можно. Мы же с тобой вечны, как вечно всё в этом мире.
Мне захотелось его спросить: «Будет ли там Катя?» Но я не посмел. Между тем, Егор продолжал:
– Мы с тобой, благодаря этому аппарату, спрессуем время, мы сожмём его спиральную пружину торсионными полями. Нынешний очередной виток времени совместится у нас с прошлым и будущем. Время в нашем городке станет единым и неделимым. Я увижу своих родителей, а ты сможешь сделать так, что твоя девушка тебя полюбит. Больше никто не умрёт в нашем городке. Наоборот, многие люди встанут из могил и вернутся к нам с кладбища. Они оживут и больше никогда не будут мертвецами. И их никогда не нужно будет бояться. Мы сумели с тобой проникнуть в сущность времени, так сейчас это время нам нужно употребить в свою пользу.
– Ты понял, что такое время? – спросил я его с сомнением.
– Никто не знает, что такое время, – ответил он, – и мы с тобой никогда этого не узнаем. Потому что нам только кажется, что мы знаем время, но как только мы начинаем задумываться над ним, то тут же понимаем, что абсолютно ничего о нём ни знаем. Но это не важно.