— А вот тут мушиное дерьмо — ты это видел? Давай-ка отмой его и ещё вот эту грязь в углу.
На этот раз я не вытерпел и выразил робкий протест. Я показал ему на окна, которые мыли другие ребята, но Сок Дэ холодно прервал меня, даже не взглянув на эти окна:
— Они — это они, а ты — это ты. Твою работу я принять не могу.
Его тон давал понять, что я — это особый случай, который требует очень тщательной проверки. Видя, что ничего не поделаешь, я снова влез на подоконник и тщательно исследовал каждый уголок всех тридцати двух окошек. На этот раз я уже не ждал, что меня похвалят: мне хотелось только, чтобы он принял мою работу.
Но и в третий раз Сок Дэ к чему-то придрался и заставил меня переделывать. Я улыбался жалкой, заискивающей улыбкой, но всё без толку. Он сказал, что работу принять не может, и отправился вместе с другими купаться на близлежащую речку. Они ведь вспотели, пока играли и бесились, — солнце ещё светило вовсю, хотя была уже осень.
Я же залез на подоконник в четвертый раз и взялся за свои окна. Но сил у меня уже не было, мне было трудно пошевелить даже пальцем. Я сел на подоконник и безвольно смотрел, как Сок Дэ и ребята уходили через задние ворота в сосновую рощу, исчезая в дымке. Я понимал теперь, что, как бы я ни работал, это ничего не изменит, всё зависит от воли Сок Дэ и делать что-то не имело смысла.
Солнце уже клонилось к закату, школьный двор затих, никого не было видно. Только один из учителей шёл домой, и его шаги казались до странности громкими. Меня подмывало всё бросить и тоже уйти домой. Я уже не хотел бороться, но и терпеть всё это тоже не было сил. Но когда я представил себе, как завтра учитель, выслушав рапорт Сок Дэ, вызовет меня к доске и задаст мне трёпку перед всем классом и какое при этом будет у старосты выражение лица, — то я всё-таки решил остаться. Может быть, это было подло, но я решил дождаться Сок Дэ и показать ему — раз уж он так хочет увидеть, как я мучаюсь, — что мне так худо, что дальше некуда. Размажу слёзы, покажу, что я подавлен, а он смилостивится — вот такой у меня был план.
Тень высокого гималайского кедра пересекла уже весь школьный двор, когда Сок Дэ и ребята снова появились в задних воротах. И тут со мной произошло нечто странное. Они с шумом ворвались во двор, их волосы были мокрыми от купания — и, как только я их увидел, у меня из глаз хлынули слёзы, причём безо всякого усилия с моей стороны. Хитрый, продуманный план куда-то улетучился, слёзы оказались настоящими, неподдельными.
Всё это может показаться странным, неожиданным, но теперь, когда я бесстрастно анализирую прошлое, мне кажется, что этим слезам можно найти объяснение. Я плакал от грусти: вот чувство, которое заняло пустоту в моей душе, когда из неё ушло и желание бороться, и ненависть к сопернику. Мне было жаль себя, что я такой никчёмный. И ещё я плакал от одиночества.
Мой плач перешёл в судорожные рыдания, я вцепился в подоконник, чтобы не упасть, и тут услышал, как меня зовут:
— Эй, Хан Пёнг Тэ!
Я вытер слезы и посмотрел вниз. Сок Дэ, велев всем остановиться поодаль, один подошёл к окну и смотрел на меня так добродушно, как никогда раньше.
— Можешь идти домой. Я принимаю работу.
Эти слова были сказаны очень мягко, они донеслись до меня как сквозь туман. Я думаю, он догадался об истинной причине моих слёз. Он убедился в том, что одержал окончательную победу, и решил проявить милость к побеждённому. На следующий день я выразил свою благодарность: подарил ему авторучку, которой особенно дорожил.
Война закончилась моей безоговорочной капитуляцией, но тем не менее я чувствовал какое-то удовлетворение после всего произошедшего. Может быть, оттого, что я держался так долго и упорно. Теперь, когда Сок Дэ убедился, что я ему полностью покорился, его благодеяния сыпались на меня, как водопад. Первое, что сделал для меня Сок Дэ, — это помог мне выправить мой боевой рейтинг. Тем ребятам, которые были слабее меня, но сумели встать выше, теперь пришлось потесниться. Сок Дэ вдруг стал их прижимать, а если слышал, что они называли меня секки, то сразу ставил их на место:
— Ты что, думаешь, ты действительно можешь побить Пёнг Тэ? А ну-ка, Пёнг Тэ, покажи этому секки, чего ты стоишь!