Но вместо того, чтобы в гневе пустить в ход кулаки, он повёл себя спокойно, не выказывая лично ко мне никакой враждебности. Когда он по поручению учителя проверял, сделано ли домашнее задание, или надзирал за уборкой в классе, он никак не выделял меня среди других. Теперь-то я понимаю, что он выказывал зловещее, необыкновенное для подростка самообладание и был очень расчётлив в своих поступках.
Неприятности и несправедливости сыпались на меня со всех сторон — но только не со стороны самого старосты. Ребята, которые в общем-то не были приближёнными Сок Дэ, затевали со мной драки из-за какой-нибудь ерунды. И когда чуть не весь класс ополчался на меня, чтобы задать мне трёпку или высмеять, Сок Дэ рядом никогда не было. Так же обстояло дело, когда они с непонятной враждебностью не принимали меня в свои игры или когда при моём приближении вдруг смолкала оживлённая болтовня. Несомненно, всем этим заправлял Сок Дэ, но его никогда не было видно.
Кроме того, был ещё вопрос информации — очень важный для детей, хотя взрослые считают, что детям это неважно. Например, куда придёт разносчик со своим товаром, где цирк разобьёт свой шатёр, когда на стадионе будет бой быков, когда Культурный Центр будет показывать бесплатное кино на берегу реки — вот такая информация. Меня всегда оставляли в неведении. И Сок Дэ был при этом с виду совершенно ни при чём.
Если Сок Дэ подходил ко мне — то только в роли спасителя, чтобы помочь мне справиться с трудностями. Когда я обливался потом под тяжестью какого-нибудь навалившегося на меня здоровяка, с которым мне было никак не справиться, на сцену являлся Сок Дэ и разнимал дерущихся. А если меня не брали в игры, то Сок Дэ, выдержав время, являлся, и мне дозволялось вступить в игру.
Но его самообладание и какая-то медицинская точность действий уравновешивались моей настороженностью. С самого начала я интуитивно чувствовал невидимую нить, связывавшую преследования со стороны одноклассников и «помощь», которую оказывал Сок Дэ. Я отдавал себе трезвый отчёт, что всё это — грязная игра, затеянная для того, чтобы подчинить меня ему. И в результате, вместо благодарности за спасение, я дрожал от стыда. После каждого подобного случая в моей груди всё сильнее разгоралась ненависть, придавая мне сил для дальнейшей борьбы.
Надо ли говорить, что двенадцатилетний мальчишка представляет любую победу как победу физической силы? Но попросту побороть Сок Дэ было, конечно, невозможно. Он был на голову выше меня и настолько же сильнее. Я слышал, что ему неправильно записали год рождения: он был на самом деле на два-три года старше нас всех. Кроме того, он был лучше всех натренирован в боевых искусствах. Уже к четвёртому классу он был так ловок и смел, что мог победить старшеклассника.
Обдумав всё это, я решил первым делом попытаться вбить клин между Сок Дэ и остальными ребятами в классе, которые все стояли за него горой. Особо выделялись трое или четверо с задних парт — все почти такие же здоровые, как он сам. Я стал искать к ним подходы, думая, что если поссорю их со старостой, то с их помощью сумею ему противостоять. На это я и направил главные усилия. Мне пришлось переносить попрёки матери за то, что я трачу много карманных денег, зато с помощью денег мне удалось на время завоевать расположение этих ребят. Однако все попытки поссорить их с Сок Дэ были тщетны. Всё шло отлично, я понемногу входил к ним в доверие, но стоило мне сказать что-то против Сок Дэ — и лица у них становились каменными, а на следующий день они просто переставали меня замечать. Похоже, страх перед старостой у них был каким-то инстинктивным.
Сейчас мне кажется, что мои неудачи были обусловлены как моими ошибками, так и качествами лидера, которыми обладал Сок Дэ. Дети есть дети, но и у детей есть понятия о том, что взрослые называют свободой и справедливостью. Но, вместо того чтобы увлечь ребят этими великими целями, я оказался в плену своих личных запальчивых чувств. Я потянулся за ближайшей целью. Я был неосторожен и не знал правил той медленной, коварной игры, которую взрослые называют политикой.
Самое сильное поражение в борьбе с Сок Дэ я потерпел в учебе — именно в той области, где я был больше всего уверен в себе. С самого начала я рассчитывал, что своими оценками на экзамене положу Сок Дэ на обе лопатки. Целый месяц я предвкушал экзамен, который должен был состояться в середине апреля. Он давал мне несомненный шанс. Уверенность моя возникла не на пустом месте. Между моей школой в Сеуле и этой оказалась целая пропасть, и потому стать здесь первым учеником было легче лёгкого. К тому же Сок Дэ, по-видимому, не слишком-то был озабочен учёбой. У меня до сих пор сохранилась привычка оценивать людей по их уму — возможно, эта привычка возникла именно тогда.